Вот, читайте, думайте.. проникайтесь, буду потихоньку заливать
1. Сашка
=========
… Мужик был совершенно безумен. Он выбежал на дорогу и побежал навстречу БТРу, что то выкрикивая на чеченском и русском, размахивая руками, будто хотел броситься грудью на броню, но остановить двенадцатитонную махину, на которой сидело еще 10 человек.
День выдался спокойным, и поэтому Старлей, что с ним бывало крайне редко, прикорнул, привалившись боком к башне. Маршрут пролегал около лагеря для беженцев. Народ тут, что уж греха таить, выживал, и было ему, ютящемуся в драных армейских палатках с печками из металлических бочек, с водой из цистерн, не до нападения на федералов.
Двигатель умиротворяющее бормотал, было тихо и спокойно, и поэтому, когда башня с тихим воем, поехала из под бока Старлея и толкнула его, будя окончательно, блоком дымовых гранатометов в спину, он достаточно быстро открыл глаза и, увидев раньше, чем услышав, как вокруг него лязгают затворы, а длинный черный вороненый ствол башенного пулемета упирается в бегущего через поле к ним от палаток мужчины, успел крикнуть «Не стрелять!!!» и хлопнуть мехвода по шлемофону рукой «Стой!»
Клюнув носом вперед, БТР остановился. Подошли два оставшихся и косо замерли на дороге. Ребята попрыгали с брони, держа под прицелом мужчину, с худым изможденным лицом, в грязном и ношеном пиджаке, из под которого выглядывал прожженный, когда то мохеровый, а теперь неопределенного цвета свитер, одетого в разбитые ботинки.
Переводя взгляд с бойцов на стоящего на броне Старлея, мужчина что то быстро и сбивчиво заговорил, забыв совершенно русские слова. До офицера доносилось
«бекх на била… аса хог деха… ноа…нана…» Потом пошла каша, и не стало понятно ничего – мужчина заплакал. Заплакал и стал хватать бойцов за руки и тянуть в сторону палаток. Ребята молча отпихивались, вопросительно поглядывая вверх на командира.
«Что стоим?» раздалось сзади. Из БТРа вылез сонный медик группы, Доктор Сашка, Александр Додохов, контрактник из Находки, человек, по его словам «замученный Скорой помощью» и поэтому «вербанувшийся» для релаксации в Чечню.
Увидав Сашкину сумку с красным крестом, мужчина пронзительно вскрикнул и протянул к Сашке свои руки и залопотал «ноа…нана…», показывая жестами круглый живот. Сон на Сашкином лице сменился мрачной решительностью. Спрыгнул на землю и отрывисто спросил «Где?»
- Сашка, ты это, куда собрался? – воззвал с брони несколько оторопелый от такого поворота событий Старлей.
- Так у него жена рожает! – бросил Сашка через плечо, решительно шагая в сторону лагеря. Мужик пританцовывал от нетерпения вокруг, что-то пытаясь сказать или рассказать.
- ЕТМ! – пробормотал про себя Старлей. С брони была видна следующая ситуация: медик отряда уходит вдаль. Бойцы стоят и с интересом наблюдают развитие событий, и тут как назло в рации запульсировало:
- «Камень, Камень. Вызывает Гора, прием!»
- «Сам с ними говори» – буркнул Старлей радисту, и рявкнул – «По машинам!» И меховду – «давай за Доком».
Народ быстро и в беспорядке напихался обратно на броню, и, перевалившись через канаву, три БТРа гуськом поползли по полю. Старлей смотрел вперед, стараясь не упустить из вида Сашкину спину. Ага, вот, заходит в палатку.
«Гаг, видишь, подъезжай и … стоп!»
Броня встала полукругом у палатки, оттеснив толпившийся у нее народ. Приказав бойцам сидеть на броне (чем выше, тем лучше. Если что…) Старлей, прихватив автомат, спрыгнул на землю.
В дыры в пологе палатки проехал бы танк. Собственно, палатка являла собой одну большую дыру, через которую было видно какие то тряпки, на которых в окружении теток лежала беременная женщина. Девушка? Грязная, истощенная, голодная, но видно – молодая. Пригнув голову Старлей вошел в платку. Выпрямился, огляделся. Сквозь дыры на него сверху глазели его бойцы. В углу Сашка уже распаковывал и перетряхивал свою сумку.
Таааааак. Застряли. Эскулап хренов. Клятва Гиппократа…
И тут, как назло, радист.
- «Командир, штаб!»
- «Давай» и протянул руку за тангетой рации
- «… мать! Какие роды? Кто рожает? Да что там у тебя все как обычно не, слава богу??!!! Обратно вернуться, быстро!!»
Неожиданно для себя сказал:
- «Связь кончаю. По окончании доложу!»
- «Вырубай». – радисту.
- «Что надо?» - уже Сашке.
- «Горячая вода, тряпки чистые » - тот уже ощупывал живот. «Командир, убери всех тут, мешают»
- «уш да бага гэрташ бу!» - и как бы невзначай повел стволом. Народ исчез.
В дыре, по недоразумению именуемой «Палаткой армейской на 8 человек», осталось семеро – русские, беременная девушка, ее отец и … мать? Старлей затруднился определить, кем ей приходилась эта женщина, без возраста, со ртом в нитку, которая молча сидела и держала ее за руку.
Сашка уже хлопотал вокруг девушке, что-то неожиданно ласковое приговаривая ей. И это был Сашка, который орал матом, выводя из ступора раненных солдат, который мог с медицинским цинизмом рассуждать над трупами мертвых «чехов», как и куда им не повезло… Старлей помотал головой. Прислонил автомат и протянул руки под струйку слитого из радиатора БТРа кипятка. Зашипел сквозь зубы от жара, ухватил пук набранных по вещмешкам ребят тельников, маек, чистых рубах и приготовился ассистировать под молчание окруживших палатку солдат и негромкий гомон местных.
Роды… Роды прошли успешно и быстро. Еще звенело в ушах от криков девушки, и солдаты, прошедшие Грозный и Бамут, отворачивались в молчаливом смущении, и маленький окровавленный комок (Девочка, братишки, девчонка!) уже попискивал, сполоснутый и завернутый в десантную тельняшку, и радостно загомонили солдаты на броне и Сашка мыл руки в остывшей воде, и вытирал их чьими то чистыми сатиновыми трусами, и сержант Полбатона, закинув за спину СВД, пихал ошалевшему и плачущему отцу в руки консервы и коробки с сухпаем, а мать (мать?) тихо гладила по щеке дочь (дочь ли? Я уже никогда этого не узнаю). И было как то очень радостно и шумно, как-то очень по мирному.
И лишь когда над головой с ревом прошли «крокодилы», а радист протягивал микрофон, обещающий насильственные извращенные половые отношения с Старлеем, всей матгруппой и всеми тремя БТРами придачу, Старлей выпал обратно в реальность.
Ребята лезли на броню, и БТР, дергаясь, как слоны, неуклюже кружили вокруг хрупких палаток, разворачиваясь на выход. Сквозь толпу пробивался чеченский спецназ вокруг врача в белом халате. Из рации доносился уже не голос, а рев, перекрывающий все звуки вокруг.
Сидя около башни. Старлей смотрел, как Сашка пихал в руки отцу какие то лекарства, и что то втолковывал врачу, ошалело глядящему на отъезжающее воинство. Чеченский Омоновец поднял руку в приветствии, и Старлей отсалютовал этим, безусловно, смелым, и приговоренный всеми местными законами к смерти людям.
Первый БТР уже выкатывался на поле, второй тянулся за ним, и Сашка, ухватив за руку солдата, уже на ходу был втянут на броню, и, наказав его до дома не будить, полез обратно в нутро машины. Двигатель взревел, и машина покатилась из жизни навстречу смерти и войне. Натянув наушники и закурив, Старлей приступил к разбору полетов со штабом.
Ей сейчас 13 лет. Я не знаю даже, как ее зовут. И выжила ли она. Я ее никогда больше не видел. И не был в том районе. Не знает и Сашка, хирург Генри Форд Госпиталя в Детройте, США.
Истории Старлея
2. Шурави
2. Шурави
=========
Собственно, от и до во всем были виноваты именно они. Расслабились. Успокоились. И поплатились.
БТР, медленно переваливаясь на рытвинах, полз по узкой улочке кишлака. Впереди, метрах в 100, маячила корма его собрата. Солдаты тесно облепили стальную коробку и жались к теплой броне. Стояло начало февраля, когда в северных провинциях уже не так холодно, и мало снега, но бушлаты и шапки ушанки под каску – в обязательном порядке.
Да и замерзли они порядком. Кольцо вокруг кишлака было выставлено заблаговременно. Была информация, что оттуда планирую ударить по тянущимся через узкие игольные ушки дорог «в Союз» колонны выводимых войск. 40 армия рвалась домой, и командарм обещал вывести своих людей в срок и без потерь. Вот и тащились серо – зеленые на белом снеге хвосты танков, бронетехники, грузовиков, набитых солдатами, чьими то детьми, отцами, мужьями, которые хотели домой, к своим. Я вернулся, мама…
А они ехали им навстречу, и отворачивались, чтобы не видеть счастливые лица сидящих на броне. Для них война еще не кончилась. Она кончится задолго после того, как командарм на мосту скажет, что войска вышли и за его спиной нет ни одного солдата. И только тогда их заберут «вертушки» и в последний раз они пролетят над этими проклятыми горами.
Но это будет позже, через 2 недели. А пока они стоят в темноте вокруг очередного кишлака, зевают, и греют замерзшие руки в смраде дизельных выхлопов, и ждут, когда на костерке растопиться снег, чтобы сделать на этой водице хоть какой то теплый чай. И разогреть на нем многократно проклятые консервы с перовой кашей и мясом.
Кишлак чистили «зеленые», их было не жалко. Пусть свои разбираются со своими. Однако целиком доверия к правительственным войскам давно уже не было, и кольцо по внешнему периметру держали все таки «шурави»
«Зеленые» вошли в кишлак, и в нем сразу же вспыхнула стрельба. С окраин она потекла в центр, и, взлетев, прекратилась. Только кое-где постукивали одиночные.
Подождав еще с полчаса, пограничники спустились с холма и на БТРах поехали в центр, чтобы, как это было сотни раз, забрать пленных, оружие и предотвратить возможный самосуд. Поехали на трех БТРах, оставив тяжелое вооружении на позициях. Налегке. Боеприпасы лежали внутри машин, и у них было только то, что было в магазинах да рассовано по карманам.
Собственно, от и до во всем были виноваты именно они. Расслабились. Успокоились. И поплатились.
Стрелок сидел на своем обычном месте, и, привалившись к броне, смотрел, как передовой БТР неуклюже заворачивал за угол. Ребята сидели вокруг. По сторонам уже никто не смотрел, все было видено не раз и не два.
Приближался поворот, как вдруг из за него задом вылетел скрывшийся за ним БТР, и тяжело врезавшись кормой в глиняный дувал, чадно задымил. И одновременно из – за угла выскочили фигурки в серо-зеленой униформе правительственных войск, и двое из них уже падали на одно колено, и с их плеча срывались в сторону транспортера огненные полосы. А из-за них уже набегали другие серо-зеленые, и вперемешку с ними мелькали халаты, бороды и платки.
В последний момент совершенно человеческим жестом, как водитель, который видит неминуемость столкновения и последним осмысленным жестом, пытаясь обмануть смерть, отвести ее от себя, мехвод вывернул руль влево, стараясь увести себя, свою жизнь от несущихся в лоб реактивных гранат. Успел. Успел вогнать БТР лбом в глиняную стену, успел на руках вытянуться из люка и, напоровшись на очередь, провалится в нутро машины, навстречу поднимающимся из ее чрева языкам пламени…
Хвала физике и инерции. Она спасла солдат, сбросив их с брони. Но посмеялась над ними, сбросив их перед перекрывшим проход горевшим транспортером. Дорога к своим была перекрыта.
Слетев с брони, Стрелок, кубарем прокатился по холодной пыли, на четвереньках, волоча за собой по земле пулемет, забился в угол за выступом на стене. Наскоро протер запыленные очки, огляделся.
Сзади чадно горел вспоротый БТР, из люка водителя которого торчала чья - то рука и вырывался дым пополам с пламенем. Стрелок некоторое время тупо смотрел на нее, не узнавая. На броне распростерлось тело радиста, кровь струйками кропила пыльную броню, и шариками скатывалась на дорогу. Пробитая рация свисала на ремнях, раскачиваясь и выписывая антенной круги по пыли.
Напротив, прижавшись к стене, сидело двое. Еще трое было рядом со Стрелком. Над их головами с визгом пронеслись очереди третьего БТРа, который бил по окружившим первую машину и выволакивающих из нее тела солдат толпе. Бросив окровавленные тела, афганцы открыли ответный огонь.
Понятно. Как было уже не раз, правительственные войска и духи договорились, и повернули оружие против своих бывших союзников. Чувствую их слабость, в преддверии ухода, все больше и больше солдат переходило на сторону своих бывших врагов. По идейным соображениям и просто из страха за свою шкуру. Переходили за пук «афгашек» или за 3 порции сахара. А, объединившись, начинали совместную охоты на своих бывших «братьев по оружию».
Стрелок мысленно пожелал ребятам из первого БТРа быстрой смерти. Машинально проверил ленту – полная, но, черт, короткая, всего на 100 патронов, расставил сошки и, аккуратно примостившись за своим уголком, короткими очередями стал прорезать ликующую толпу, победно размахивающую окровавленными бронежилетами и касками. Справа заговорили автоматы, и над головой, осыпав Стрелка горячими гильзами, их поддержали два ствола его сослуживцев.
Он стрелял, ловя в прицел фигурки, и кося глазом на уползающую в пулемет ленту. За осевшим на сгоревшие колеса БТРом, в котором глухо рвались так необходимые им патроны, же давно была тишина – третья машина ушла. Автоматы друзей уже давно не поливали улицу, на которой неопрятными холмиками лежали тела и ползали раненные, очередями, а перешли на скупые выстрелы. Юрка Солдатов, сунувшимся было за автоматом убитого радиста, сидел за ними, за спиной, обколотый промедолом, привалившись к стенке и обеими руками зажимал живот, через пальцы сочилось красное. На другой стороне улицы уже кто то лежал, уткнув лицо в дорогу, и каска лежала вверх дном на земле перед ним. Гранаты кончились еще раньше, осталась всего одна, и вот, лязгнув хвостом, лента вылетела из пулемета и мертвой змеей свернулась под ним. Стрелок аккуратно поставил пулемет на землю, достал свой трофейный и неуставной ТТ, на который регулярно зарились все, но после той истории с прибывшим «повоевать» майором из Москвы, поотставших от него. Прищурил слезящиеся от дыма и пыли, выбиваемых рикошетами из стенки глаза, и, аккуратно считая про себя, чтобы не сбиться со счета патронов, стал выцеливать опять появившиеся на улице фигурки.
После всего, уже в части, кто-то из спецназа рассказал им, что пленные рассказали, что шли бы они по соседней улице, и просто бы разминулись с духами. И не хотели те проблем, им было нужно просто уйти в горы и прождать там пару недель. Но завернувший за угол БТР влетел в толпу солдат и душманов, буквально влетел в самую гущу, и у предавших своих солдат не выдержали нервы.
А сейчас Стрелок отстрелял все обоймы. Остался последний патрон. Затихли и автоматы вокруг. Он огляделся. На соседней стороне улицы лихорадочно шарили по карманам, пытаясь найти хоть один лишний магазин, Юрка отключился, а Сашка Фокин остановившимся взглядом глядел на «лимонку», которую он держал в руке.
- «Макс! Патроны?!» - заорали с той стороны.
- «Я пустой» - спокойно ответил он.
Все. Вот и все. Конец. Нет так он себе представлял его. И когда падал в сбитой вертушке, и под огнем, и когда БМП занесло на обледенелой дорогое и потащило в пропасть, и когда его вертолет в упор шинковали патронами размером с огурец. В плен было нельзя. Категорически. Оставалось одно.
- «Сашка, дурак. Не прижимай ты ее. Выживешь. Лучше засунь в рот. Будет 100% наверняка. И в плен не попадешь».
Сильно ударило по руке. Как палкой наотмашь. Больно, очень больно. Рука онемела. Потеплело под ватником. Он осел на землю, привалившись боком к стене и скосил глаза. Из дырки в рукаве поднимался дымок, и рукав с ужасающей быстротой темнел. И вот уже с пальцев стало капать. И как будто это его вывело из забытья. «Хорошо, что левая» странно подумал он. Правая работает. Поднял на уровень глаз дымный, закопченный ствол своего ТТ. и заглянул в его темный зрачок, как в вечность.
Кто то дергал за рукав, он что то ответил, но за рукав дергали, и он поднял глаза и увидел плачущего Витьку Минакова, который теребил его за рукав и что то говорил, говорил… Стрелок не слышал его слов, он поднял глаза на черный зрачок. Вдруг испугался и решительно ткнул себе стволом под челюсть. И запрокидываю голову, он увидел, как вздрогнула обгоревшая туша БТРа, отброшена в сторону, и из за нее показалось тело танка, и длинный ствол орудия, и грохот пулемета, и фигурки в знакомом желто-зеленом, и уже кто то рвал из его руки пистолет, и тогда он осел и провалился в темноту.
…Пулю вынули пассатижами. Намотали пластырь. Влили в глотку спирт. Похвалили. Сказали, что медаль. А вот бы если полегли, то орден. Да, вот только посмертно. И наградные листы ушли в Москву, и, наверное, идут туда до сих пор.
И уже через 2 дня все это осело в памяти, и стало уходить. И уже можно было хихикать, показывая пальцем на Сашку с вывихнутой челюстью и, отведя в сторону, Витьку, с ужасом узнать, ЧТО ОН ЕМУ СКАЗАЛ, и долго извинятся перед ним… И помириться за местным самогоном.
И через 2 недели уйти из этой страны навсегда…
=========
Собственно, от и до во всем были виноваты именно они. Расслабились. Успокоились. И поплатились.
БТР, медленно переваливаясь на рытвинах, полз по узкой улочке кишлака. Впереди, метрах в 100, маячила корма его собрата. Солдаты тесно облепили стальную коробку и жались к теплой броне. Стояло начало февраля, когда в северных провинциях уже не так холодно, и мало снега, но бушлаты и шапки ушанки под каску – в обязательном порядке.
Да и замерзли они порядком. Кольцо вокруг кишлака было выставлено заблаговременно. Была информация, что оттуда планирую ударить по тянущимся через узкие игольные ушки дорог «в Союз» колонны выводимых войск. 40 армия рвалась домой, и командарм обещал вывести своих людей в срок и без потерь. Вот и тащились серо – зеленые на белом снеге хвосты танков, бронетехники, грузовиков, набитых солдатами, чьими то детьми, отцами, мужьями, которые хотели домой, к своим. Я вернулся, мама…
А они ехали им навстречу, и отворачивались, чтобы не видеть счастливые лица сидящих на броне. Для них война еще не кончилась. Она кончится задолго после того, как командарм на мосту скажет, что войска вышли и за его спиной нет ни одного солдата. И только тогда их заберут «вертушки» и в последний раз они пролетят над этими проклятыми горами.
Но это будет позже, через 2 недели. А пока они стоят в темноте вокруг очередного кишлака, зевают, и греют замерзшие руки в смраде дизельных выхлопов, и ждут, когда на костерке растопиться снег, чтобы сделать на этой водице хоть какой то теплый чай. И разогреть на нем многократно проклятые консервы с перовой кашей и мясом.
Кишлак чистили «зеленые», их было не жалко. Пусть свои разбираются со своими. Однако целиком доверия к правительственным войскам давно уже не было, и кольцо по внешнему периметру держали все таки «шурави»
«Зеленые» вошли в кишлак, и в нем сразу же вспыхнула стрельба. С окраин она потекла в центр, и, взлетев, прекратилась. Только кое-где постукивали одиночные.
Подождав еще с полчаса, пограничники спустились с холма и на БТРах поехали в центр, чтобы, как это было сотни раз, забрать пленных, оружие и предотвратить возможный самосуд. Поехали на трех БТРах, оставив тяжелое вооружении на позициях. Налегке. Боеприпасы лежали внутри машин, и у них было только то, что было в магазинах да рассовано по карманам.
Собственно, от и до во всем были виноваты именно они. Расслабились. Успокоились. И поплатились.
Стрелок сидел на своем обычном месте, и, привалившись к броне, смотрел, как передовой БТР неуклюже заворачивал за угол. Ребята сидели вокруг. По сторонам уже никто не смотрел, все было видено не раз и не два.
Приближался поворот, как вдруг из за него задом вылетел скрывшийся за ним БТР, и тяжело врезавшись кормой в глиняный дувал, чадно задымил. И одновременно из – за угла выскочили фигурки в серо-зеленой униформе правительственных войск, и двое из них уже падали на одно колено, и с их плеча срывались в сторону транспортера огненные полосы. А из-за них уже набегали другие серо-зеленые, и вперемешку с ними мелькали халаты, бороды и платки.
В последний момент совершенно человеческим жестом, как водитель, который видит неминуемость столкновения и последним осмысленным жестом, пытаясь обмануть смерть, отвести ее от себя, мехвод вывернул руль влево, стараясь увести себя, свою жизнь от несущихся в лоб реактивных гранат. Успел. Успел вогнать БТР лбом в глиняную стену, успел на руках вытянуться из люка и, напоровшись на очередь, провалится в нутро машины, навстречу поднимающимся из ее чрева языкам пламени…
Хвала физике и инерции. Она спасла солдат, сбросив их с брони. Но посмеялась над ними, сбросив их перед перекрывшим проход горевшим транспортером. Дорога к своим была перекрыта.
Слетев с брони, Стрелок, кубарем прокатился по холодной пыли, на четвереньках, волоча за собой по земле пулемет, забился в угол за выступом на стене. Наскоро протер запыленные очки, огляделся.
Сзади чадно горел вспоротый БТР, из люка водителя которого торчала чья - то рука и вырывался дым пополам с пламенем. Стрелок некоторое время тупо смотрел на нее, не узнавая. На броне распростерлось тело радиста, кровь струйками кропила пыльную броню, и шариками скатывалась на дорогу. Пробитая рация свисала на ремнях, раскачиваясь и выписывая антенной круги по пыли.
Напротив, прижавшись к стене, сидело двое. Еще трое было рядом со Стрелком. Над их головами с визгом пронеслись очереди третьего БТРа, который бил по окружившим первую машину и выволакивающих из нее тела солдат толпе. Бросив окровавленные тела, афганцы открыли ответный огонь.
Понятно. Как было уже не раз, правительственные войска и духи договорились, и повернули оружие против своих бывших союзников. Чувствую их слабость, в преддверии ухода, все больше и больше солдат переходило на сторону своих бывших врагов. По идейным соображениям и просто из страха за свою шкуру. Переходили за пук «афгашек» или за 3 порции сахара. А, объединившись, начинали совместную охоты на своих бывших «братьев по оружию».
Стрелок мысленно пожелал ребятам из первого БТРа быстрой смерти. Машинально проверил ленту – полная, но, черт, короткая, всего на 100 патронов, расставил сошки и, аккуратно примостившись за своим уголком, короткими очередями стал прорезать ликующую толпу, победно размахивающую окровавленными бронежилетами и касками. Справа заговорили автоматы, и над головой, осыпав Стрелка горячими гильзами, их поддержали два ствола его сослуживцев.
Он стрелял, ловя в прицел фигурки, и кося глазом на уползающую в пулемет ленту. За осевшим на сгоревшие колеса БТРом, в котором глухо рвались так необходимые им патроны, же давно была тишина – третья машина ушла. Автоматы друзей уже давно не поливали улицу, на которой неопрятными холмиками лежали тела и ползали раненные, очередями, а перешли на скупые выстрелы. Юрка Солдатов, сунувшимся было за автоматом убитого радиста, сидел за ними, за спиной, обколотый промедолом, привалившись к стенке и обеими руками зажимал живот, через пальцы сочилось красное. На другой стороне улицы уже кто то лежал, уткнув лицо в дорогу, и каска лежала вверх дном на земле перед ним. Гранаты кончились еще раньше, осталась всего одна, и вот, лязгнув хвостом, лента вылетела из пулемета и мертвой змеей свернулась под ним. Стрелок аккуратно поставил пулемет на землю, достал свой трофейный и неуставной ТТ, на который регулярно зарились все, но после той истории с прибывшим «повоевать» майором из Москвы, поотставших от него. Прищурил слезящиеся от дыма и пыли, выбиваемых рикошетами из стенки глаза, и, аккуратно считая про себя, чтобы не сбиться со счета патронов, стал выцеливать опять появившиеся на улице фигурки.
После всего, уже в части, кто-то из спецназа рассказал им, что пленные рассказали, что шли бы они по соседней улице, и просто бы разминулись с духами. И не хотели те проблем, им было нужно просто уйти в горы и прождать там пару недель. Но завернувший за угол БТР влетел в толпу солдат и душманов, буквально влетел в самую гущу, и у предавших своих солдат не выдержали нервы.
А сейчас Стрелок отстрелял все обоймы. Остался последний патрон. Затихли и автоматы вокруг. Он огляделся. На соседней стороне улицы лихорадочно шарили по карманам, пытаясь найти хоть один лишний магазин, Юрка отключился, а Сашка Фокин остановившимся взглядом глядел на «лимонку», которую он держал в руке.
- «Макс! Патроны?!» - заорали с той стороны.
- «Я пустой» - спокойно ответил он.
Все. Вот и все. Конец. Нет так он себе представлял его. И когда падал в сбитой вертушке, и под огнем, и когда БМП занесло на обледенелой дорогое и потащило в пропасть, и когда его вертолет в упор шинковали патронами размером с огурец. В плен было нельзя. Категорически. Оставалось одно.
- «Сашка, дурак. Не прижимай ты ее. Выживешь. Лучше засунь в рот. Будет 100% наверняка. И в плен не попадешь».
Сильно ударило по руке. Как палкой наотмашь. Больно, очень больно. Рука онемела. Потеплело под ватником. Он осел на землю, привалившись боком к стене и скосил глаза. Из дырки в рукаве поднимался дымок, и рукав с ужасающей быстротой темнел. И вот уже с пальцев стало капать. И как будто это его вывело из забытья. «Хорошо, что левая» странно подумал он. Правая работает. Поднял на уровень глаз дымный, закопченный ствол своего ТТ. и заглянул в его темный зрачок, как в вечность.
Кто то дергал за рукав, он что то ответил, но за рукав дергали, и он поднял глаза и увидел плачущего Витьку Минакова, который теребил его за рукав и что то говорил, говорил… Стрелок не слышал его слов, он поднял глаза на черный зрачок. Вдруг испугался и решительно ткнул себе стволом под челюсть. И запрокидываю голову, он увидел, как вздрогнула обгоревшая туша БТРа, отброшена в сторону, и из за нее показалось тело танка, и длинный ствол орудия, и грохот пулемета, и фигурки в знакомом желто-зеленом, и уже кто то рвал из его руки пистолет, и тогда он осел и провалился в темноту.
…Пулю вынули пассатижами. Намотали пластырь. Влили в глотку спирт. Похвалили. Сказали, что медаль. А вот бы если полегли, то орден. Да, вот только посмертно. И наградные листы ушли в Москву, и, наверное, идут туда до сих пор.
И уже через 2 дня все это осело в памяти, и стало уходить. И уже можно было хихикать, показывая пальцем на Сашку с вывихнутой челюстью и, отведя в сторону, Витьку, с ужасом узнать, ЧТО ОН ЕМУ СКАЗАЛ, и долго извинятся перед ним… И помириться за местным самогоном.
И через 2 недели уйти из этой страны навсегда…
Востаннє редагувалось 11 листопада 2010 12:56 користувачем Гість, всього редагувалось 1 раз.
3. Блокпост
3. Блокпост
===========
Ночь. Блокпост на одной из не самых оживленных дорог маленькой, но "гордой и независимой республики".
За светлый день не управились, а ночью по дорогам ездили только отмороженные самоубийцы. Селение тоже не прельщало, никто не знал, что там ждало. Проехали через него и выехали на собранный из блоков бетонных пост, с землянкой, окопами и горсткой солдат во главе с молоденьким лейтенантом, только что после училища. Пехота. "Махра", что с нее взять. "Шурупы"
Они обрадовались этим 30 пограничникам, как самым дорогим гостям. Суетливо помогали загнать в капониры БТРы, и уже за блоками горел костерок, и в подвешенных на шомполах котелках булькало что-то мясное – консервное, и от взгляда Старлея не укрылись аккуратно извлекаемые из укромных закоулков БТР некие пластиковые емкости. И стало как сразу много людей, и этим несчастным солдатам, кукующим на богом забытой дороге на богом забытом блокпосте стало не одиноко и страшно в этой черной непроглядной ночи. Их было уже много, и у них была сила. И пусть всего-навсего 30 человек на одну ночь, но в эту ночь им было гораздо спокойнее.
Отпустив своих солдат брататься с местными и строго наказа сержантам блюсти порядок и быть к утру трезвыми, Старлей залез в собственные заначки, извлек оттуда «гостевую». Как он называл ее, флягу коньячного спирта, залитую на разгромленном заводе в Шали, и брусочек сунжука. Закинул на спину автомат и пошел в гости, к хозяину.
Они сидели в маленькой и узенькой, со струйками воды по стенам, наспех выкопанной земляночке, сквозь дыры в потолке которой виднелись звезды, около сделанной из стальной бочки печки. На ящике от мин, заменяющего стол, стоял свечной огарок. Старлей постругал своим «Баргузином» сунжук, разлил коньяк по колпачкам от 152 мм снарядов – они как раз по 50 грамм. Усмехнулся, вспомнив:
- «Ну, авиация, за победу!»
- «Будем жить, пехота»
на удивление подхватил лейтенант. Выпили – втянули в себя огненно жаркий спирт, молча зажевали полосками копченого мяса.
И тут лейтенанта прорвало.
Он торопливо говорил, перебивая сам себя, перескакивая с темы на тему. От того, как в училище не смог отказать комиссии по отправке сюда (ты понимаешь, я же офицер! Что обо мне подумают!). О том, как их лагерь находился рядом с артиллерийской батареей.
Старлей вспомнил: Ночью грохало и ухало - по горам били гаубицы, над палаткой с шелестом пролетали снаряды, вот спустили воду в огромном унитазе - над головой, казалось, едва не касаясь брезента, с воем и гомоном пронеслась стая эрэсов "Града". Никто не мог уснуть. (Через неделю, никто не просыпался, когда по брезентовым стенкам акустическими кувалдами лупила артиллерия, и от этих ударов с полок валились будильники и бритвенные принадлежности.)
О том, что население их ненавидит, и солдаты его через одного – крестьяне, даже с незаконченным средним образованием, тупые и забитые в учебке, что связь через раз, а света нет вообще, и что будет, когда сядут батарейки в рации? И что мало патронов и всего 2 пулемета, а гранат нет совсем. А ночами явно вокруг ходят «чехи», и вот уже раза три обстреливали его солдат (он так смешно говорил – «мои солдаты»), они еще дети и боятся, и зачем он тут сидит – за 2 недели проехали всего 2 машины!
Ему нужно было выговорится, этому смешному лопоухому лейтенанту, в форме не по росту, как любому, по своему смелому человеку, чтобы убрать это с души, и чтобы воевать дальше, выполнять свой долг в этой никому не понятной войне, в этой глуши, как и подобает русскому офицеру.
Они долго сидели так. Старлей слушал этот монолог, курил, а потом, когда лейтенант внезапно привалился к стенке и бессильно уснул, накрыл его ватником, и пошел к своим. Ребята безропотно поделились и батарейками, и тушенкой, и патронами. И даже изъявили желание остаться до конца войны тут.
Хмурым ранним утром, когда уже нужно было уезжать, и колона тронулась, Старлей обернулся и долго смотрел на удаляющиеся фигурки солдат и стоящего среди них офицера с поднятой рукой. Он махал им, пока те не скрылись в тумане, за поворотом.
Он больше никогда не встречался с этим офицером, и больше не работал в этом районе. Только, когда узнавал, что там будут работать его знакомые, просил заезжать их на этот блокпост. Зачем, он не знал, просто просил и все, чтобы у тех, кто находился на этом богом забыто шоссе, была надежда, что однажды из тумана, гудя двигателями, приедут свои, и станет не так страшно и одиноко. Как тому молоденькому, но, в общем, то смелому и отважному лейтенанту.
Давай за них, давай за нас
И за Сибирь, и за Кавказ
За свет далеких городов
И за друзей, и за любовь
Давай за вас, давай за нас
И за десант, и за спецназ
===========
Ночь. Блокпост на одной из не самых оживленных дорог маленькой, но "гордой и независимой республики".
За светлый день не управились, а ночью по дорогам ездили только отмороженные самоубийцы. Селение тоже не прельщало, никто не знал, что там ждало. Проехали через него и выехали на собранный из блоков бетонных пост, с землянкой, окопами и горсткой солдат во главе с молоденьким лейтенантом, только что после училища. Пехота. "Махра", что с нее взять. "Шурупы"
Они обрадовались этим 30 пограничникам, как самым дорогим гостям. Суетливо помогали загнать в капониры БТРы, и уже за блоками горел костерок, и в подвешенных на шомполах котелках булькало что-то мясное – консервное, и от взгляда Старлея не укрылись аккуратно извлекаемые из укромных закоулков БТР некие пластиковые емкости. И стало как сразу много людей, и этим несчастным солдатам, кукующим на богом забытой дороге на богом забытом блокпосте стало не одиноко и страшно в этой черной непроглядной ночи. Их было уже много, и у них была сила. И пусть всего-навсего 30 человек на одну ночь, но в эту ночь им было гораздо спокойнее.
Отпустив своих солдат брататься с местными и строго наказа сержантам блюсти порядок и быть к утру трезвыми, Старлей залез в собственные заначки, извлек оттуда «гостевую». Как он называл ее, флягу коньячного спирта, залитую на разгромленном заводе в Шали, и брусочек сунжука. Закинул на спину автомат и пошел в гости, к хозяину.
Они сидели в маленькой и узенькой, со струйками воды по стенам, наспех выкопанной земляночке, сквозь дыры в потолке которой виднелись звезды, около сделанной из стальной бочки печки. На ящике от мин, заменяющего стол, стоял свечной огарок. Старлей постругал своим «Баргузином» сунжук, разлил коньяк по колпачкам от 152 мм снарядов – они как раз по 50 грамм. Усмехнулся, вспомнив:
- «Ну, авиация, за победу!»
- «Будем жить, пехота»
на удивление подхватил лейтенант. Выпили – втянули в себя огненно жаркий спирт, молча зажевали полосками копченого мяса.
И тут лейтенанта прорвало.
Он торопливо говорил, перебивая сам себя, перескакивая с темы на тему. От того, как в училище не смог отказать комиссии по отправке сюда (ты понимаешь, я же офицер! Что обо мне подумают!). О том, как их лагерь находился рядом с артиллерийской батареей.
Старлей вспомнил: Ночью грохало и ухало - по горам били гаубицы, над палаткой с шелестом пролетали снаряды, вот спустили воду в огромном унитазе - над головой, казалось, едва не касаясь брезента, с воем и гомоном пронеслась стая эрэсов "Града". Никто не мог уснуть. (Через неделю, никто не просыпался, когда по брезентовым стенкам акустическими кувалдами лупила артиллерия, и от этих ударов с полок валились будильники и бритвенные принадлежности.)
О том, что население их ненавидит, и солдаты его через одного – крестьяне, даже с незаконченным средним образованием, тупые и забитые в учебке, что связь через раз, а света нет вообще, и что будет, когда сядут батарейки в рации? И что мало патронов и всего 2 пулемета, а гранат нет совсем. А ночами явно вокруг ходят «чехи», и вот уже раза три обстреливали его солдат (он так смешно говорил – «мои солдаты»), они еще дети и боятся, и зачем он тут сидит – за 2 недели проехали всего 2 машины!
Ему нужно было выговорится, этому смешному лопоухому лейтенанту, в форме не по росту, как любому, по своему смелому человеку, чтобы убрать это с души, и чтобы воевать дальше, выполнять свой долг в этой никому не понятной войне, в этой глуши, как и подобает русскому офицеру.
Они долго сидели так. Старлей слушал этот монолог, курил, а потом, когда лейтенант внезапно привалился к стенке и бессильно уснул, накрыл его ватником, и пошел к своим. Ребята безропотно поделились и батарейками, и тушенкой, и патронами. И даже изъявили желание остаться до конца войны тут.
Хмурым ранним утром, когда уже нужно было уезжать, и колона тронулась, Старлей обернулся и долго смотрел на удаляющиеся фигурки солдат и стоящего среди них офицера с поднятой рукой. Он махал им, пока те не скрылись в тумане, за поворотом.
Он больше никогда не встречался с этим офицером, и больше не работал в этом районе. Только, когда узнавал, что там будут работать его знакомые, просил заезжать их на этот блокпост. Зачем, он не знал, просто просил и все, чтобы у тех, кто находился на этом богом забыто шоссе, была надежда, что однажды из тумана, гудя двигателями, приедут свои, и станет не так страшно и одиноко. Как тому молоденькому, но, в общем, то смелому и отважному лейтенанту.
Давай за них, давай за нас
И за Сибирь, и за Кавказ
За свет далеких городов
И за друзей, и за любовь
Давай за вас, давай за нас
И за десант, и за спецназ
-
Чума
- Сержант
- Повідомлень: 173
- З нами з: 02 листопада 2010 01:39
Прорыв
4. Прорыв
… Лейтенант отнял от глаз обрезиненные окуляры "Беркута". Далеко пока,
километрах в двух, из-за поворота каменистой тропы показалась голова
колонны, движущейся именно сюда, к перевалу.
Собственная проницательность его отнюдь не удивила, анализ и оценка
обстановки в критической ситуации - часть профессии солдата удачи.
Теперь просто надо принимать окончательное решение. Судьбоносное, если
выражаться высоким штилем. А так хорошо и спокойно все начиналось…
День обещал быть спокойным. Предстояло провести рутинное патрулирование вдоль гор перед местно – грузинской границей. Разведка не докладывала ни о какой активности, да и какая активность в августе месяце, когда стоит жуткая жара, над перегретыми камнями струиться марево и, как в том анекдоте «…и кто тебя понес в эту тень!»
Остановившись у горной речушки, лейтенант скомандовал своим солдатам – 10 минут отдыха – сполоснуть лицо, наполнить фляги водой, да и просто размяться после нескольких часов сидения на броне. Сам он с удовольствием встал на четыре кости и погрузил, сняв очки, разгоряченное лицо в холодную воду. Побулькав в холодной прохладе воды и напившись вдосталь, он устало откинулся назад и, одев очки, сразу наткнулся взглядом на встревоженное лицо связиста.
- «…солидная компания. Прием!»
- «Вас понял, более точная информация?»
- «Не известно. Грубо говоря, там, на тропе, человек двадцать. В нынешней обстановке и это много… Задержи их. Прием.»
Лейтенант быстро прокрутил в голове варианты с учетом фактора времени. Голова
колонны выйдет на перевал максимум через сорок минут. Ну, через час, если не
станут слишком торопиться. Поднять солдат на базе по тревоге, заставить
их погрузиться в технику и вернуться сюда - тоже час. А то и поболее, учитывая изношенность техники, на которой они воевали. БТР наверх не поднимутся, да и внизу с ними надо оставить человек 10, поскольку прорыв возможен и там. Значит, надежда на одно - вертолеты огневой поддержки. И десант. Они, конечно, прилетят тоже не раньше чем через час, в самом лучшем случае. Пока информация пройдет по всем инстанциям, пока соответствующий приказ вернется до аэродромов... Но в этом случае шанс все-таки есть. К тому же - пропусти мы их сейчас, и потом мне же с моими ребятами и придется гоняться за ними по горам, а, сколько это займет времени и сколько будет стоить крови - только бог знает.
…Потом они, торопясь и срывая в кровь руки, ворочали каменные глыбы и плиты, устраивая основную, запасную и отсечные позиции, потом сидели за бруствером, набивая запасные ленты к пулеметам, загребая тяжелые жирные патроны горстями из вспоротых штыком цинков. Руки сразу стали черными. И только когда все 20 человек разместились на своих позициях, обложились патронами и гранатами, лейтенант еще раз взглянул в бинокль. Шестикратно приближенные, бойцы бандитского авангарда упорно, специфическим шагом привыкших ходить по горам людей, строем по два пылили вверх по тропе. Расстояние по прямой, не вдоль дороги, а через пропасть, всего семьсот метров. Если начинать стрелять - самое время. А вообще, учитывая все изгибы и перепады рельефа, реально шагать им даже больше, чем он вначале предположил. Километра два с половиной. Времени в запасе - море.
Щелкнул языком, привлекая внимание ребят.
- Риска не так и много. Их всего полторы сотни и деться им некуда. Справа
стена, слева пропасть. Снизу вверх стрелять неудобно, полверсты под огнем по
голому месту пробежать никому не удастся...
- Если они не торчки какие-нибудь, - буркнул слева сверху сержант. - Накурятся дури, и вперед, к Аллаху...
- Ну, посмотрим. По правде говоря, я рассчитываю, что после первых
наших выстрелов их курбаши правильно оценит обстановку и повернет назад.
- А как же они досюда-то дошли? - удивился справа снайпер. -
- Или прозевали, или нарочно пропустили, - равнодушно ответил лейтенант. Он снова посмотрел в бинокль, оценивая расстояние. Время еще было, хотя теперь - в
обрез. Как раз хватило покурить. Не торопясь, но глубокими затяжками,
поскольку каждый думал, а не в последний ли раз.
Себе лейтенант взял, по старой памяти, ПК, а пулеметчику, новичку, прибывшему на замену погибшему при штурме в Шали солдату, свой АК-74. Парень был хорош, но сейчас требовался опыт. А у лейтенанта, слава богу, он был…
И вот, наконец, голова колонны вышла на дистанцию прямого выстрела.
- Ребята, внимание. Первым не стрелять. А когда я начну,
работать по обстановке. Глаз, выбивай командиров, если различишь, самых прытких,
кто вперед рваться будет, пулеметчиков и гранатометчиков, само собой.
Главное - бдительности не теряй. Пару раз стрельнешь, меняй позицию. И за
моими командами следи. Подствольником пользуемся аккуратно, гранаты бережем. Только если наверняка. Все. Поехали…
Лейтенант вдавил в плечо приклад пулемета.
Прицел стоял на 800 метров. Он подвел мушку к груди возглавлявшего
колонну усатого человека, выглядевшего командиром, уж больно решительно он
шагал, положив руки на висящий поперек груди автомат, и слишком хорош был
его почти новый черно-желтый камуфляжный комбинезон.
Лейтенанту показалось показалось, что он слышит даже хруст щебня под высокими десантными ботинками. Хотя быть этого не могло.
Кажется, боевик вдруг что-то почувствовал, вскинул голову, и они
встретились взглядом. Так это или нет, думать уже было некогда, теплый
спусковой крючок подался легко, словно бы сам собой.
Пулемет, как привык это делать десятки раз за свою военную жизнь,
загрохотал и задергался, подпрыгивая на сошках, и лейтенанту пришлось цепко
сжимать рукоятку, придавливая вдобавок приклад сверху левой рукой.
Длинная очередь, как он и целился, свалила сначала лидера, потом
ударила в плотную массу тел, спешащих, тяжело дышащих под грузом оружия и
амуниции, смрадно потеющих, мечтающих преодолеть, наконец, последний подъем
и устроить привал.
С лязгом дергался перед глазами затворный рычаг, звенели о
камни разлетающиеся гильзы, а там, внизу, лег на дорогу и третий, и
четвертый ряд. "Как скошенные", - всплыла в памяти банальная фраза.
Тяжелые пули со стальным сердечником протыкали сразу по нескольку тел.
Наконец понявшие, что происходит, боевики с криками отпрянули, смешались,
метнулись в стороны, а бежать им особенно-то и некуда, или на стену, или в
пропасть, чудо, а не позиция! Бахнули в ряд три подствольных гранаты, тропу заволокло дымом.
Лейтенант расстрелял первую ленту в полминуты, мгновенно перезарядил. Теперь он выпускал, очереди по пять-семь патронов, с рассеиванием в глубину.
Разогнул палец, который начала сводить судорога, только когда увидел,
что стрелять больше не в кого. Десятка два тел, раскинув руки или
скрючившись в позе эмбрионов, ничком и навзничь валялись на дороге. Выжившие
успели залечь, расползтись за камни, слиться с пейзажем или убежать назад,
за ближний поворот. Стрельба вокруг стала стихать, заменяясь лязгом сменяемых солдатами магазинов и перекладываемых лент.
Лейтенант вытянул пулемет из амбразуры, откинулся на спину, сел, зашарил
по карманам, ища сигареты.
- «Все целы?»
- «Порядок, командир, - крикнул ему сержант с вершины выступающего над
обрывом утеса. - Толково приложили. Скоро не полезут.»
- «Ты наблюдай, наблюдай», - ответил лейтенант. Мысли у него были мрачные. От того, что боеприпасов у группы - кот наплакал, до того, что после такого внезапно-сокрушительного удара банда не рванула в панике назад, а наоборот, перегруппировалась и явно собирается атаковать снова.
Он ошибся и в оценке сил противника. Решил, что их всего около
Дюжины – двух, больше банды встречались реже, а оказалось - минимум вдвое больше. Скверно, одним словом.
И вот тут с той стороны действительно дали.
Гулкие хлопки автоматов многократно отражались от сжимающих ущелье скал, сливаясь со звуками ударов сотен пуль о камни и тоскливым воем рикошетов.
Этот вой, визг и грохот сами по себе вызывали непреодолимое желание
закрыть голову руками и как можно плотнее втиснуть тело в щель между
валунами. А ведь весь этот концерт означал, что каждый кубометр пространства
исполосован сотнями сгустков горячего металла, и ничтожнейшего из них, даже
отбитого пулей осколка кремня достаточно, чтобы навсегда поставить в жизни
преждевременную жирную точку.
Получилось, что паники вызвать у противника не удалось, он отнюдь не
обратился в бегство, напротив, отвечает с вызывающими уважение хладнокровием
и твердостью духа. Лейтенант скосил глаза. К его радости, ребята не потерял самообладания. Чтобы подбодрить их, он повернулся на спину и проорал им в утешение древнюю поговорку русских воинов:
- «Не ссать, парни! Не мы первые, не мы последние...»
Сверху заржали.
Вдруг автоматный огонь с той стороны резко ослабел, только пулемет продолжал гулко бубнить, вслепую шаря трассирующими пулями по площадке перевала. Человек сорок несколькими группами поднялись в атаку. Вот им должно быть по- настоящему страшно. Или нет? Перспектива немедленно попасть в свой мусульманский рай превращает страх смерти в священный восторг?
Но все же они бежали не слишком решительно, паля перед собой из
автоматов и ручных пулеметов сплошными очередями, в белый свет по
преимуществу, и бежали дружно. Не слыша ответного огня, они постепенно
смелели, ускоряли шаг, подбадривая себя хриплыми несогласованными воплями.
Лейтенант ждал.
Он отчетливо, как это бывает на хорошей цветной фотографии, а не в
жизни, видел и отдельные куски щебня на дороге, и красноватую пыль между
ними, грязно-зеленые колючки по обочинам, словно плывущие в жарком мареве
фигурки боевиков, постепенно, но удивительно медленно заполняющие
пространство внутри и вокруг прицельного кольца. И особенно четко посреди
этого библейского пейзажа он видел то место, где их положит. Всех.
Дорога там слегка прогибалась, и группа атакующих оказалась словно на
дне глиняной тарелки, отчетливо видимая и лишенная всякого прикрытия.
Первый смертник поравнялся с назначенным ему Аллахом местом. Прикусив
губу, лейтенант выжал спуск. Затыльник приклада заколотил в плечо, опять
потянуло смешанным запахом сгоревшего пороха и ружейного масла.
Сначала упал человек, в которого он целился специально, потом два, три
на левом фланге, еще потом фигурки стали валиться одна за другой, но кое-кто
продолжал бежать вперед.
Наконец уцелевшие смешались, повернули обратно, и лейтенант стрелял в
спины, и буро-зеленые силуэты снова падали, пока пулемет не смолк, проглотив
последний патрон. Из зоны поражения сумели спастись едва ли больше дюжины.
И вот тогда их накрыли минометы. Спрятанные за обратные скаты высот,
где их не мог достать Глаз. Одуревший от грохота близких разрывов, от усиливающейся по мере приближения солнца к зениту жары, лейтенант откатился в сторону. Калибр минометов был несерьезный, 50 миллиметров. Партизанское старье, времен ВОВ, явно со складов. Уже с 82-миллиметровым по горам особо не побегаешь. И это обнадеживало. По-настоящему опасным могло быть только прямое попадание, шансов на которое не так уж много. Корректировщика у бандитов не было, и большая часть мин падала или недолетами, в пропасть, или с шелестом пролетала над головой и рвалась на безопасном отдалении.
В отличие от ребят, которые только стреляли, лейтенанту приходилось
постоянно держать в голове всю картину боя, прогнозировать развитие
ситуации, намечать возможные контрмеры. Первый контрольный срок прихода ожидаемой помощи уже истек, лейтенант наметил второй и, на всякий случай, третий. Проблема была в том, что, если рассчитывать расход боеприпасов исходя из крайнего срока, возникала опасность не продержаться и до второго.
Во время коротких пауз во вражеской артподготовке лейтенант опять стрелял,
очередями покороче, чем вначале, и все время считал, сколько остается
патронов. Иногда, откатившись под надежное прикрытие, торопливо выкуривал в три
затяжки сигарету, черными от медной окиси руками набивал очередную сменную
ленту. Среди его ребят появились раненные, и санинструктор, пригибаясь, торопливо бинтовал их, стащив в тыл позиции, под укрытие большого валуна. На мгновение, поймав вопросительный взгляд лейтенанта, он показал ему большой палец. Ну, хоть с это стороны все хорошо.
От жары, непрерывного грохота, вонючего дыма тротила мысли начинали
путаться. Он уже не понимал, почему сам до сих пор жив. Да это было ему, в
общем, безразлично уже. Просто пули, осколки и он оказывались все время в
разных точках пространства-времени. Хотя каждое следующее мгновение все
могло кардинально измениться. "Эх, сейчас бы "град" сюда", - с тоской подумал он.
И тут их накрыло по настоящему.
Первый взрыв он услышал, а второго - уже нет. Вдруг его не то по голове ударило, не то скрутило как бы эпилептическим припадком. Расскаленно пронеслось слева сзади по затылку. Остатками сознания лейтенант еще успел оценить это именно так. Мир долго вращался вокруг него, скалы тряслись и рушились, очки слетели с лица. Мышцы, все сразу, что примечательно, сводило жесточайшей судорогой, и еще от рвотных позывов его корчило на острой щебенке так, что, мотая головой, он в кровь рассекал себе подбородок и щеки. Потом сознание погасло, не слишком быстро, как раз, чтобы лейтенант еще успел подумать, что вот оно то самое и есть. Смерть. В которую он решил не верить.
И так же сразу все прошло. Единственно - в голове слышалось нечто вроде
замирающего звона прекративших праздничный благовест колоколов. Он еще лежал, медленно водя лицом, облепленным песком по острым и мокрым камням. С затылка на спину текло, что то теплое и влажное. Сунув руку назад и ткнувшись пальцами в рану, он зашипел от боли и неожиданности.
Еще через полминуты лейтенант сообразил, что никакие не колокола, а обычные
вертолеты приближаются. Догадка превратилась в уверенность, когда в лицо
ударил горячий ветер и обвальный грохот турбин. Над перевалом косо скользнули силуэты двух «крокодилов» огневой поддержки
…В штабе, после перевязки, после рапорта полковнику тот, отпустив всех, долго стоял к лейтенанту спиной, думая о чем то. Решившись, рывком поднял голову.
- «Граница не была нарушена. Ты сработал четко. Ребят не потерял, все скоро встанут в строй»
- «Служу России!» - четко вскинул лейтенант руку к забинтованной голове, на которой косо сидела форменная кепка.
Полковник молча протянул руку, взял за руку лейтенанта и положил ему что-то колючее в кулак. Сжал его.
- «Готовь представление на ребят. На тебя приказ будет к вечеру» - и отвернулся к карте.
Выйдя их штабной палатки, лейтенант разжал кулак. В нем, как в чашке, лежали две тоненьких звездочки с лапками. Он стоял и смотрел на них. Ребята молча стояли вокруг. Потом сержант Полбатон, которого лейтенант мог определить только по голосу, так как не мог поднять голову, скомандовал.
- «Таааааааак. А ну ка, быстренько все организовываем.! Командира будем обмывать!»
… Лейтенант отнял от глаз обрезиненные окуляры "Беркута". Далеко пока,
километрах в двух, из-за поворота каменистой тропы показалась голова
колонны, движущейся именно сюда, к перевалу.
Собственная проницательность его отнюдь не удивила, анализ и оценка
обстановки в критической ситуации - часть профессии солдата удачи.
Теперь просто надо принимать окончательное решение. Судьбоносное, если
выражаться высоким штилем. А так хорошо и спокойно все начиналось…
День обещал быть спокойным. Предстояло провести рутинное патрулирование вдоль гор перед местно – грузинской границей. Разведка не докладывала ни о какой активности, да и какая активность в августе месяце, когда стоит жуткая жара, над перегретыми камнями струиться марево и, как в том анекдоте «…и кто тебя понес в эту тень!»
Остановившись у горной речушки, лейтенант скомандовал своим солдатам – 10 минут отдыха – сполоснуть лицо, наполнить фляги водой, да и просто размяться после нескольких часов сидения на броне. Сам он с удовольствием встал на четыре кости и погрузил, сняв очки, разгоряченное лицо в холодную воду. Побулькав в холодной прохладе воды и напившись вдосталь, он устало откинулся назад и, одев очки, сразу наткнулся взглядом на встревоженное лицо связиста.
- «…солидная компания. Прием!»
- «Вас понял, более точная информация?»
- «Не известно. Грубо говоря, там, на тропе, человек двадцать. В нынешней обстановке и это много… Задержи их. Прием.»
Лейтенант быстро прокрутил в голове варианты с учетом фактора времени. Голова
колонны выйдет на перевал максимум через сорок минут. Ну, через час, если не
станут слишком торопиться. Поднять солдат на базе по тревоге, заставить
их погрузиться в технику и вернуться сюда - тоже час. А то и поболее, учитывая изношенность техники, на которой они воевали. БТР наверх не поднимутся, да и внизу с ними надо оставить человек 10, поскольку прорыв возможен и там. Значит, надежда на одно - вертолеты огневой поддержки. И десант. Они, конечно, прилетят тоже не раньше чем через час, в самом лучшем случае. Пока информация пройдет по всем инстанциям, пока соответствующий приказ вернется до аэродромов... Но в этом случае шанс все-таки есть. К тому же - пропусти мы их сейчас, и потом мне же с моими ребятами и придется гоняться за ними по горам, а, сколько это займет времени и сколько будет стоить крови - только бог знает.
…Потом они, торопясь и срывая в кровь руки, ворочали каменные глыбы и плиты, устраивая основную, запасную и отсечные позиции, потом сидели за бруствером, набивая запасные ленты к пулеметам, загребая тяжелые жирные патроны горстями из вспоротых штыком цинков. Руки сразу стали черными. И только когда все 20 человек разместились на своих позициях, обложились патронами и гранатами, лейтенант еще раз взглянул в бинокль. Шестикратно приближенные, бойцы бандитского авангарда упорно, специфическим шагом привыкших ходить по горам людей, строем по два пылили вверх по тропе. Расстояние по прямой, не вдоль дороги, а через пропасть, всего семьсот метров. Если начинать стрелять - самое время. А вообще, учитывая все изгибы и перепады рельефа, реально шагать им даже больше, чем он вначале предположил. Километра два с половиной. Времени в запасе - море.
Щелкнул языком, привлекая внимание ребят.
- Риска не так и много. Их всего полторы сотни и деться им некуда. Справа
стена, слева пропасть. Снизу вверх стрелять неудобно, полверсты под огнем по
голому месту пробежать никому не удастся...
- Если они не торчки какие-нибудь, - буркнул слева сверху сержант. - Накурятся дури, и вперед, к Аллаху...
- Ну, посмотрим. По правде говоря, я рассчитываю, что после первых
наших выстрелов их курбаши правильно оценит обстановку и повернет назад.
- А как же они досюда-то дошли? - удивился справа снайпер. -
- Или прозевали, или нарочно пропустили, - равнодушно ответил лейтенант. Он снова посмотрел в бинокль, оценивая расстояние. Время еще было, хотя теперь - в
обрез. Как раз хватило покурить. Не торопясь, но глубокими затяжками,
поскольку каждый думал, а не в последний ли раз.
Себе лейтенант взял, по старой памяти, ПК, а пулеметчику, новичку, прибывшему на замену погибшему при штурме в Шали солдату, свой АК-74. Парень был хорош, но сейчас требовался опыт. А у лейтенанта, слава богу, он был…
И вот, наконец, голова колонны вышла на дистанцию прямого выстрела.
- Ребята, внимание. Первым не стрелять. А когда я начну,
работать по обстановке. Глаз, выбивай командиров, если различишь, самых прытких,
кто вперед рваться будет, пулеметчиков и гранатометчиков, само собой.
Главное - бдительности не теряй. Пару раз стрельнешь, меняй позицию. И за
моими командами следи. Подствольником пользуемся аккуратно, гранаты бережем. Только если наверняка. Все. Поехали…
Лейтенант вдавил в плечо приклад пулемета.
Прицел стоял на 800 метров. Он подвел мушку к груди возглавлявшего
колонну усатого человека, выглядевшего командиром, уж больно решительно он
шагал, положив руки на висящий поперек груди автомат, и слишком хорош был
его почти новый черно-желтый камуфляжный комбинезон.
Лейтенанту показалось показалось, что он слышит даже хруст щебня под высокими десантными ботинками. Хотя быть этого не могло.
Кажется, боевик вдруг что-то почувствовал, вскинул голову, и они
встретились взглядом. Так это или нет, думать уже было некогда, теплый
спусковой крючок подался легко, словно бы сам собой.
Пулемет, как привык это делать десятки раз за свою военную жизнь,
загрохотал и задергался, подпрыгивая на сошках, и лейтенанту пришлось цепко
сжимать рукоятку, придавливая вдобавок приклад сверху левой рукой.
Длинная очередь, как он и целился, свалила сначала лидера, потом
ударила в плотную массу тел, спешащих, тяжело дышащих под грузом оружия и
амуниции, смрадно потеющих, мечтающих преодолеть, наконец, последний подъем
и устроить привал.
С лязгом дергался перед глазами затворный рычаг, звенели о
камни разлетающиеся гильзы, а там, внизу, лег на дорогу и третий, и
четвертый ряд. "Как скошенные", - всплыла в памяти банальная фраза.
Тяжелые пули со стальным сердечником протыкали сразу по нескольку тел.
Наконец понявшие, что происходит, боевики с криками отпрянули, смешались,
метнулись в стороны, а бежать им особенно-то и некуда, или на стену, или в
пропасть, чудо, а не позиция! Бахнули в ряд три подствольных гранаты, тропу заволокло дымом.
Лейтенант расстрелял первую ленту в полминуты, мгновенно перезарядил. Теперь он выпускал, очереди по пять-семь патронов, с рассеиванием в глубину.
Разогнул палец, который начала сводить судорога, только когда увидел,
что стрелять больше не в кого. Десятка два тел, раскинув руки или
скрючившись в позе эмбрионов, ничком и навзничь валялись на дороге. Выжившие
успели залечь, расползтись за камни, слиться с пейзажем или убежать назад,
за ближний поворот. Стрельба вокруг стала стихать, заменяясь лязгом сменяемых солдатами магазинов и перекладываемых лент.
Лейтенант вытянул пулемет из амбразуры, откинулся на спину, сел, зашарил
по карманам, ища сигареты.
- «Все целы?»
- «Порядок, командир, - крикнул ему сержант с вершины выступающего над
обрывом утеса. - Толково приложили. Скоро не полезут.»
- «Ты наблюдай, наблюдай», - ответил лейтенант. Мысли у него были мрачные. От того, что боеприпасов у группы - кот наплакал, до того, что после такого внезапно-сокрушительного удара банда не рванула в панике назад, а наоборот, перегруппировалась и явно собирается атаковать снова.
Он ошибся и в оценке сил противника. Решил, что их всего около
Дюжины – двух, больше банды встречались реже, а оказалось - минимум вдвое больше. Скверно, одним словом.
И вот тут с той стороны действительно дали.
Гулкие хлопки автоматов многократно отражались от сжимающих ущелье скал, сливаясь со звуками ударов сотен пуль о камни и тоскливым воем рикошетов.
Этот вой, визг и грохот сами по себе вызывали непреодолимое желание
закрыть голову руками и как можно плотнее втиснуть тело в щель между
валунами. А ведь весь этот концерт означал, что каждый кубометр пространства
исполосован сотнями сгустков горячего металла, и ничтожнейшего из них, даже
отбитого пулей осколка кремня достаточно, чтобы навсегда поставить в жизни
преждевременную жирную точку.
Получилось, что паники вызвать у противника не удалось, он отнюдь не
обратился в бегство, напротив, отвечает с вызывающими уважение хладнокровием
и твердостью духа. Лейтенант скосил глаза. К его радости, ребята не потерял самообладания. Чтобы подбодрить их, он повернулся на спину и проорал им в утешение древнюю поговорку русских воинов:
- «Не ссать, парни! Не мы первые, не мы последние...»
Сверху заржали.
Вдруг автоматный огонь с той стороны резко ослабел, только пулемет продолжал гулко бубнить, вслепую шаря трассирующими пулями по площадке перевала. Человек сорок несколькими группами поднялись в атаку. Вот им должно быть по- настоящему страшно. Или нет? Перспектива немедленно попасть в свой мусульманский рай превращает страх смерти в священный восторг?
Но все же они бежали не слишком решительно, паля перед собой из
автоматов и ручных пулеметов сплошными очередями, в белый свет по
преимуществу, и бежали дружно. Не слыша ответного огня, они постепенно
смелели, ускоряли шаг, подбадривая себя хриплыми несогласованными воплями.
Лейтенант ждал.
Он отчетливо, как это бывает на хорошей цветной фотографии, а не в
жизни, видел и отдельные куски щебня на дороге, и красноватую пыль между
ними, грязно-зеленые колючки по обочинам, словно плывущие в жарком мареве
фигурки боевиков, постепенно, но удивительно медленно заполняющие
пространство внутри и вокруг прицельного кольца. И особенно четко посреди
этого библейского пейзажа он видел то место, где их положит. Всех.
Дорога там слегка прогибалась, и группа атакующих оказалась словно на
дне глиняной тарелки, отчетливо видимая и лишенная всякого прикрытия.
Первый смертник поравнялся с назначенным ему Аллахом местом. Прикусив
губу, лейтенант выжал спуск. Затыльник приклада заколотил в плечо, опять
потянуло смешанным запахом сгоревшего пороха и ружейного масла.
Сначала упал человек, в которого он целился специально, потом два, три
на левом фланге, еще потом фигурки стали валиться одна за другой, но кое-кто
продолжал бежать вперед.
Наконец уцелевшие смешались, повернули обратно, и лейтенант стрелял в
спины, и буро-зеленые силуэты снова падали, пока пулемет не смолк, проглотив
последний патрон. Из зоны поражения сумели спастись едва ли больше дюжины.
И вот тогда их накрыли минометы. Спрятанные за обратные скаты высот,
где их не мог достать Глаз. Одуревший от грохота близких разрывов, от усиливающейся по мере приближения солнца к зениту жары, лейтенант откатился в сторону. Калибр минометов был несерьезный, 50 миллиметров. Партизанское старье, времен ВОВ, явно со складов. Уже с 82-миллиметровым по горам особо не побегаешь. И это обнадеживало. По-настоящему опасным могло быть только прямое попадание, шансов на которое не так уж много. Корректировщика у бандитов не было, и большая часть мин падала или недолетами, в пропасть, или с шелестом пролетала над головой и рвалась на безопасном отдалении.
В отличие от ребят, которые только стреляли, лейтенанту приходилось
постоянно держать в голове всю картину боя, прогнозировать развитие
ситуации, намечать возможные контрмеры. Первый контрольный срок прихода ожидаемой помощи уже истек, лейтенант наметил второй и, на всякий случай, третий. Проблема была в том, что, если рассчитывать расход боеприпасов исходя из крайнего срока, возникала опасность не продержаться и до второго.
Во время коротких пауз во вражеской артподготовке лейтенант опять стрелял,
очередями покороче, чем вначале, и все время считал, сколько остается
патронов. Иногда, откатившись под надежное прикрытие, торопливо выкуривал в три
затяжки сигарету, черными от медной окиси руками набивал очередную сменную
ленту. Среди его ребят появились раненные, и санинструктор, пригибаясь, торопливо бинтовал их, стащив в тыл позиции, под укрытие большого валуна. На мгновение, поймав вопросительный взгляд лейтенанта, он показал ему большой палец. Ну, хоть с это стороны все хорошо.
От жары, непрерывного грохота, вонючего дыма тротила мысли начинали
путаться. Он уже не понимал, почему сам до сих пор жив. Да это было ему, в
общем, безразлично уже. Просто пули, осколки и он оказывались все время в
разных точках пространства-времени. Хотя каждое следующее мгновение все
могло кардинально измениться. "Эх, сейчас бы "град" сюда", - с тоской подумал он.
И тут их накрыло по настоящему.
Первый взрыв он услышал, а второго - уже нет. Вдруг его не то по голове ударило, не то скрутило как бы эпилептическим припадком. Расскаленно пронеслось слева сзади по затылку. Остатками сознания лейтенант еще успел оценить это именно так. Мир долго вращался вокруг него, скалы тряслись и рушились, очки слетели с лица. Мышцы, все сразу, что примечательно, сводило жесточайшей судорогой, и еще от рвотных позывов его корчило на острой щебенке так, что, мотая головой, он в кровь рассекал себе подбородок и щеки. Потом сознание погасло, не слишком быстро, как раз, чтобы лейтенант еще успел подумать, что вот оно то самое и есть. Смерть. В которую он решил не верить.
И так же сразу все прошло. Единственно - в голове слышалось нечто вроде
замирающего звона прекративших праздничный благовест колоколов. Он еще лежал, медленно водя лицом, облепленным песком по острым и мокрым камням. С затылка на спину текло, что то теплое и влажное. Сунув руку назад и ткнувшись пальцами в рану, он зашипел от боли и неожиданности.
Еще через полминуты лейтенант сообразил, что никакие не колокола, а обычные
вертолеты приближаются. Догадка превратилась в уверенность, когда в лицо
ударил горячий ветер и обвальный грохот турбин. Над перевалом косо скользнули силуэты двух «крокодилов» огневой поддержки
…В штабе, после перевязки, после рапорта полковнику тот, отпустив всех, долго стоял к лейтенанту спиной, думая о чем то. Решившись, рывком поднял голову.
- «Граница не была нарушена. Ты сработал четко. Ребят не потерял, все скоро встанут в строй»
- «Служу России!» - четко вскинул лейтенант руку к забинтованной голове, на которой косо сидела форменная кепка.
Полковник молча протянул руку, взял за руку лейтенанта и положил ему что-то колючее в кулак. Сжал его.
- «Готовь представление на ребят. На тебя приказ будет к вечеру» - и отвернулся к карте.
Выйдя их штабной палатки, лейтенант разжал кулак. В нем, как в чашке, лежали две тоненьких звездочки с лапками. Он стоял и смотрел на них. Ребята молча стояли вокруг. Потом сержант Полбатон, которого лейтенант мог определить только по голосу, так как не мог поднять голову, скомандовал.
- «Таааааааак. А ну ка, быстренько все организовываем.! Командира будем обмывать!»
Стрелок
СТРЕЛОК
========
… Ящики выкидывали прямо на землю. Навалом, кучей, под грохот спаренных зениток, бивших вниз по склонам, по головам духов, чтобы прижать их, дать разгрузиться, и дать взлететь большому металлическому яйцу, который, выкинув из себя груз, превратится в карающую машину смерти. Но для этого нужно быстро выкинуть эти здоровенные 50 килограммовые зеленые ящики, нафаршированные патронам…
Тащи, быстрее, быстрее, давай, давай!!!!
Тяжело подпрыгнув, вертолет оторвался от верхушки скалы, где был высотный блокпост, и, скользнув на бок, понесся вниз, к земле, где кружил напарник, отгоняя огнем лезущих на штурм духов.
Вверх понеслась каменная стена, в глаза ударило солнце.
- Спишь, что ли, мать-перемать! - заорал командир. - Крути стволом, лядь! Справа смотри, куда пялишься?
Машина легла в крен, земля встала справа стеной. По вертикальной земле карабкались полусогнутые солдаты, наперерез вертолету тянулись два черных шлейфа. Глаза уколола искра, стекла вдруг радужно запотели, - Стрелок машинально протянул руку, чтобы протереть, но понял, что их опылило керосином из разорванной аорты ведущего. Сквозь жирный туман был виден белый кометный хвост скользящего боком вертолета.
- Теряю керосин, фонтан в салоне, - сказал ведущий. - Пошел на точку. Если сможешь, помоги отрезанным от группы - видишь черные камни, они там. И потом догоняй. Я сейчас запрошу подкрепление. Тут не меньше пары с десантурой нужно. Оборзели...
Едва не чиркнув колесами по земле, вертолет выскочил из пике - тела сжались пружинами - и с натужным ревом вошел в разворот с набором. Они разворачивались на духовскую позицию. На мгновение окна посерели, в кабине запахло горящей резиной, лобовые стекла покрылись хлопьями черной копоти. Щетки дворников заелозили, размазывая грязь.
Стрелок нажал на гашетки, - сейчас главное, чтобы внизу увидели пулеметный огонь. Пулемет лил свинец, песок кипел желтой лужей в дождь, люди перекатываясь, ползли за камни. Вертолет замер, перевалился на нос - пулемет вздернул ствол, плеснув огнем в горизонт, Стрелок рывком вернул очередь вниз. Машина пикировала с нарастающим воем, несколько камней пыхали дымками в ревущее солнце, но Стрелок бил в камни, пренебрегая этими плевками, зная, что встречные трассы огибают вертолет испуганными птицами, - если вообще летят, а не разбрызгиваются вкривь и вкось из трясущихся стволов. Вертолет вздрогнул, споткнувшись, в кабину ворвалось шипение, - сошли с направляющих эрэсы, и внизу, в не осевшей еще пыльной мути, кривым шахматным порядком расцвели черные, с острыми рваными лепестками, быстро склубились, легли под ветер...
Стрелок заметил, что жмет на гашетки молчащего пулемета - кончилась лента. Он поднял крышку ствольной коробки, обжег пальцы, не почувствовал ожога, наклонился, вытянул ленту из нового цинка и начал вставлять ее в дымящееся нутро пулемета. Глаза слезились от порохового угара, сердце задыхалось в саднящей груди, пулемет дышал малиновым жаром. Оранжевая плоскость земли, встав на дыбы, разворачивалась, и над ней, высунувшись в блистер, висел правак с автоматом. Они заходили на посадку.
Два удара сзади слились в один. Стрелок не испугался – не в первый раз их дырявили. Но сейчас машину мотнуло, бросило вверх, командир выругался, заерзал, двигая педалями. Рулевой винт не откликался. Земля, ускоряясь, понеслась по кругу, внизу мелькнули два бойца, замершие с открытыми ртами и поднятыми руками.
- здец! - это правый.
- Руби движки! - это командир. - Сгруппировались, щас ебн.
Вертолет провалился в свистящую тишину, его вращение замедлилось. Сиденье садануло в копчик. Стрелок подлетел, ударился лицом о пулемет и мир вспыхнул негативом.
...Сквозь вату и звон в ушах - далекие автоматный треск и пулеметный стук, на шее и за воротником липко, голова как расколотый орех, лицо не чувствуется, и на нем что-то как варенье, шевелитесь, вашу мать, вон к той скале, за камни, оружие не забудьте, почему ничего не вижу – все красное в глазах, где у тебя гранаты, а вы что смотрите, военные, мы у вас погостим немного...
Они бегут. Его тащат. Он ослеп. Пытается поднять руки к лицу, утыкается в что-то теплое, и боль вспыхивает снова, и втягивает его в свой омут. Он уходит.
Очнулся он от того, что его трясут как куклу, немилосердно переворачивая из стороны в сторону, и мир уже не красный, он белый через кисею бинтов на глазах, и больно дышать и вместо губ – оладьи…
Его привалили к камню, всунули в руки автомат.
- Глаз есть? Вот и смотри, чтобы не полезли., - сказал командир, - Усек?
Стрелок кивнул. Перевалился на другой бок.
- Пить…
- Сейчас, сейчас.
В руки всунули котелок, и в воде отразилось что то бело-красное, с одним блестевшим среди этой мешанины глазом. Поверх всего были косо натянуты очки. С одним стеклом, и то треснутое.
- Второй… глаз?
- Не знаю, Максим, - не сразу ответил командир. – Там фиг поймешь. Повезло, что глаза уцелели. Ты … сиди и смотри. И не пускай их к нам.
Было жарко. Хотелось пить. Автомат становился тяжелее и тяжелее. Очень хотелось содрать все с лица и опустить его в холодную, ледяную, проточную воду. И этот звон в ушах…
Звон в ушах нарастал. Муха басовито гудела, ее звук переливался зеленым перламутром. Он повернул голову, посмотрел на перевал, - и увидел четыре темные точки. Вдруг онемели ноги: острые прежде камни под коленями теперь кололи тупо, как сквозь ватные штаны. Он увидел, как вспыхивают на лишайном склоне горы блики лобовых остеклений.
Их сигнальную ракету заметили. От группы отделился один вертолет прикрытия и пошел к ним; следом устремился второй. Вертолеты неумолимо росли, миражно дрожащие в облаке выхлопа, с узкими, хищно вытянутыми глазастыми мордами, с тяжелыми ракетными блоками под короткими скошенными крыльями - уже были различимы красные головки управляемых ракет и гондолы с пушками.
Пара "крокодилов" не снижая скорости, разделилась, вертолеты подпрыгнули и отработали нурсами по лабиринту, где вела бой основная группа, и по обрыву, под которым лежали окруженные. В лабиринте разбилась черная океанская волна, он забурлил, затрещало, как в печке, - там все кипело, и над грязной, с кровавыми прожилками, пеной пузырьками взлетали и падали камни. Сверху - череда разрывов, земля задергалась, на головы посыпался песок. Вертолеты сделали круг и, проходя над ними, успокаивающе покачали крыльями. Дайте только добраться до вас, и я вылижу всю копоть с ваших боков... Мелькнули на вираже длинные драконьи брюха, пара ушла к лабиринту и, не доходя, открыла огонь из пушек. Возбужденно крутя задранными хвостами, драконы кашляли и плевались огнем и белым дымом, очереди скрещивались, фокусируясь на невидимом пятачке, выжигая, перепахивая его.
Пара "восьмерок" уже летела к ним. Ведущий приземлился у самого лабиринта, и было видно, как высыпали из двери солдаты в касках и бронежилетах, побежали, пригибаясь и разворачиваясь в цепь; пулеметные расчеты залегали, снова вставали и бежали за автоматчиками, - взвод углубился в камни. Второй борт заходил на посадку, полого снижаясь. Он завис неподалеку. Ревя винтами и показывая голубое, в грязных потеках брюхо, опустился и мягко запрыгал на камнях.
Из него выпрыгивали солдаты, и один из них, поддерживая рукой сумку с белым кругом и крестом, уже бежал, спотыкаясь на камнях, к Стрелку.
...Солдаты бродили среди камней и собирали оружие убитых. Иногда раздавался выстрел, щелкая по горам пастушьим кнутом. Стрелок сидел в жаркой тени и курил через прорезь в бинтах, не чувствуя разбитыми губами, очень горькую сигарету, постоянно сплевывая сухую пыльную горечь пополам с кровью. Пальцы дрожали.
Пока грузились, два "крокодила" кружили по окрестностям, рыскали, опустив носы и постреливая из пушек.
Стало хуже. Болела грудь - компрессионный удар, - болела и кружилась голова. Выпитая из чьей-то фляжки теплая вода застряла в груди граненым металлическим стержнем, - ему было неудобно в своем теле, оно было не своим, а снятым с чьего-то бешеного плеча. Дух жаждал покоя и, но для тела покой был мучителен, оно гудело, его распирало изнутри, как глубоководную рыбу, поднятую в тихие, просвеченные зеленым солнцем воды поверхности. Хотелось потерять сознание.
Вертолет заложил вираж, загрохотал пулемет, к горлу подступила тошнота, холодно взмокло лицо. Он встал, нашарил в жаркой темноте ведро, - в нем тускло блеснуло редукторное масло. "Извините", - подумал Стрелок и его больно вырвало несчастным глотком воды. Пока не перестало трясти, пока летели, пока садились, когда в кабину поднялись двое в белых халатах, накинутых прям на камуфляж, и аккуратно подняли его под руки и понесли – повели к санитарной машине, он сидел на полу, прижавшись к горячему и трясущемуся борту, и не отрываясь, смотрел на воровской солнечный лучик, который сквозь пыль и дым недвижно лежал на полу…
========
… Ящики выкидывали прямо на землю. Навалом, кучей, под грохот спаренных зениток, бивших вниз по склонам, по головам духов, чтобы прижать их, дать разгрузиться, и дать взлететь большому металлическому яйцу, который, выкинув из себя груз, превратится в карающую машину смерти. Но для этого нужно быстро выкинуть эти здоровенные 50 килограммовые зеленые ящики, нафаршированные патронам…
Тащи, быстрее, быстрее, давай, давай!!!!
Тяжело подпрыгнув, вертолет оторвался от верхушки скалы, где был высотный блокпост, и, скользнув на бок, понесся вниз, к земле, где кружил напарник, отгоняя огнем лезущих на штурм духов.
Вверх понеслась каменная стена, в глаза ударило солнце.
- Спишь, что ли, мать-перемать! - заорал командир. - Крути стволом, лядь! Справа смотри, куда пялишься?
Машина легла в крен, земля встала справа стеной. По вертикальной земле карабкались полусогнутые солдаты, наперерез вертолету тянулись два черных шлейфа. Глаза уколола искра, стекла вдруг радужно запотели, - Стрелок машинально протянул руку, чтобы протереть, но понял, что их опылило керосином из разорванной аорты ведущего. Сквозь жирный туман был виден белый кометный хвост скользящего боком вертолета.
- Теряю керосин, фонтан в салоне, - сказал ведущий. - Пошел на точку. Если сможешь, помоги отрезанным от группы - видишь черные камни, они там. И потом догоняй. Я сейчас запрошу подкрепление. Тут не меньше пары с десантурой нужно. Оборзели...
Едва не чиркнув колесами по земле, вертолет выскочил из пике - тела сжались пружинами - и с натужным ревом вошел в разворот с набором. Они разворачивались на духовскую позицию. На мгновение окна посерели, в кабине запахло горящей резиной, лобовые стекла покрылись хлопьями черной копоти. Щетки дворников заелозили, размазывая грязь.
Стрелок нажал на гашетки, - сейчас главное, чтобы внизу увидели пулеметный огонь. Пулемет лил свинец, песок кипел желтой лужей в дождь, люди перекатываясь, ползли за камни. Вертолет замер, перевалился на нос - пулемет вздернул ствол, плеснув огнем в горизонт, Стрелок рывком вернул очередь вниз. Машина пикировала с нарастающим воем, несколько камней пыхали дымками в ревущее солнце, но Стрелок бил в камни, пренебрегая этими плевками, зная, что встречные трассы огибают вертолет испуганными птицами, - если вообще летят, а не разбрызгиваются вкривь и вкось из трясущихся стволов. Вертолет вздрогнул, споткнувшись, в кабину ворвалось шипение, - сошли с направляющих эрэсы, и внизу, в не осевшей еще пыльной мути, кривым шахматным порядком расцвели черные, с острыми рваными лепестками, быстро склубились, легли под ветер...
Стрелок заметил, что жмет на гашетки молчащего пулемета - кончилась лента. Он поднял крышку ствольной коробки, обжег пальцы, не почувствовал ожога, наклонился, вытянул ленту из нового цинка и начал вставлять ее в дымящееся нутро пулемета. Глаза слезились от порохового угара, сердце задыхалось в саднящей груди, пулемет дышал малиновым жаром. Оранжевая плоскость земли, встав на дыбы, разворачивалась, и над ней, высунувшись в блистер, висел правак с автоматом. Они заходили на посадку.
Два удара сзади слились в один. Стрелок не испугался – не в первый раз их дырявили. Но сейчас машину мотнуло, бросило вверх, командир выругался, заерзал, двигая педалями. Рулевой винт не откликался. Земля, ускоряясь, понеслась по кругу, внизу мелькнули два бойца, замершие с открытыми ртами и поднятыми руками.
- здец! - это правый.
- Руби движки! - это командир. - Сгруппировались, щас ебн.
Вертолет провалился в свистящую тишину, его вращение замедлилось. Сиденье садануло в копчик. Стрелок подлетел, ударился лицом о пулемет и мир вспыхнул негативом.
...Сквозь вату и звон в ушах - далекие автоматный треск и пулеметный стук, на шее и за воротником липко, голова как расколотый орех, лицо не чувствуется, и на нем что-то как варенье, шевелитесь, вашу мать, вон к той скале, за камни, оружие не забудьте, почему ничего не вижу – все красное в глазах, где у тебя гранаты, а вы что смотрите, военные, мы у вас погостим немного...
Они бегут. Его тащат. Он ослеп. Пытается поднять руки к лицу, утыкается в что-то теплое, и боль вспыхивает снова, и втягивает его в свой омут. Он уходит.
Очнулся он от того, что его трясут как куклу, немилосердно переворачивая из стороны в сторону, и мир уже не красный, он белый через кисею бинтов на глазах, и больно дышать и вместо губ – оладьи…
Его привалили к камню, всунули в руки автомат.
- Глаз есть? Вот и смотри, чтобы не полезли., - сказал командир, - Усек?
Стрелок кивнул. Перевалился на другой бок.
- Пить…
- Сейчас, сейчас.
В руки всунули котелок, и в воде отразилось что то бело-красное, с одним блестевшим среди этой мешанины глазом. Поверх всего были косо натянуты очки. С одним стеклом, и то треснутое.
- Второй… глаз?
- Не знаю, Максим, - не сразу ответил командир. – Там фиг поймешь. Повезло, что глаза уцелели. Ты … сиди и смотри. И не пускай их к нам.
Было жарко. Хотелось пить. Автомат становился тяжелее и тяжелее. Очень хотелось содрать все с лица и опустить его в холодную, ледяную, проточную воду. И этот звон в ушах…
Звон в ушах нарастал. Муха басовито гудела, ее звук переливался зеленым перламутром. Он повернул голову, посмотрел на перевал, - и увидел четыре темные точки. Вдруг онемели ноги: острые прежде камни под коленями теперь кололи тупо, как сквозь ватные штаны. Он увидел, как вспыхивают на лишайном склоне горы блики лобовых остеклений.
Их сигнальную ракету заметили. От группы отделился один вертолет прикрытия и пошел к ним; следом устремился второй. Вертолеты неумолимо росли, миражно дрожащие в облаке выхлопа, с узкими, хищно вытянутыми глазастыми мордами, с тяжелыми ракетными блоками под короткими скошенными крыльями - уже были различимы красные головки управляемых ракет и гондолы с пушками.
Пара "крокодилов" не снижая скорости, разделилась, вертолеты подпрыгнули и отработали нурсами по лабиринту, где вела бой основная группа, и по обрыву, под которым лежали окруженные. В лабиринте разбилась черная океанская волна, он забурлил, затрещало, как в печке, - там все кипело, и над грязной, с кровавыми прожилками, пеной пузырьками взлетали и падали камни. Сверху - череда разрывов, земля задергалась, на головы посыпался песок. Вертолеты сделали круг и, проходя над ними, успокаивающе покачали крыльями. Дайте только добраться до вас, и я вылижу всю копоть с ваших боков... Мелькнули на вираже длинные драконьи брюха, пара ушла к лабиринту и, не доходя, открыла огонь из пушек. Возбужденно крутя задранными хвостами, драконы кашляли и плевались огнем и белым дымом, очереди скрещивались, фокусируясь на невидимом пятачке, выжигая, перепахивая его.
Пара "восьмерок" уже летела к ним. Ведущий приземлился у самого лабиринта, и было видно, как высыпали из двери солдаты в касках и бронежилетах, побежали, пригибаясь и разворачиваясь в цепь; пулеметные расчеты залегали, снова вставали и бежали за автоматчиками, - взвод углубился в камни. Второй борт заходил на посадку, полого снижаясь. Он завис неподалеку. Ревя винтами и показывая голубое, в грязных потеках брюхо, опустился и мягко запрыгал на камнях.
Из него выпрыгивали солдаты, и один из них, поддерживая рукой сумку с белым кругом и крестом, уже бежал, спотыкаясь на камнях, к Стрелку.
...Солдаты бродили среди камней и собирали оружие убитых. Иногда раздавался выстрел, щелкая по горам пастушьим кнутом. Стрелок сидел в жаркой тени и курил через прорезь в бинтах, не чувствуя разбитыми губами, очень горькую сигарету, постоянно сплевывая сухую пыльную горечь пополам с кровью. Пальцы дрожали.
Пока грузились, два "крокодила" кружили по окрестностям, рыскали, опустив носы и постреливая из пушек.
Стало хуже. Болела грудь - компрессионный удар, - болела и кружилась голова. Выпитая из чьей-то фляжки теплая вода застряла в груди граненым металлическим стержнем, - ему было неудобно в своем теле, оно было не своим, а снятым с чьего-то бешеного плеча. Дух жаждал покоя и, но для тела покой был мучителен, оно гудело, его распирало изнутри, как глубоководную рыбу, поднятую в тихие, просвеченные зеленым солнцем воды поверхности. Хотелось потерять сознание.
Вертолет заложил вираж, загрохотал пулемет, к горлу подступила тошнота, холодно взмокло лицо. Он встал, нашарил в жаркой темноте ведро, - в нем тускло блеснуло редукторное масло. "Извините", - подумал Стрелок и его больно вырвало несчастным глотком воды. Пока не перестало трясти, пока летели, пока садились, когда в кабину поднялись двое в белых халатах, накинутых прям на камуфляж, и аккуратно подняли его под руки и понесли – повели к санитарной машине, он сидел на полу, прижавшись к горячему и трясущемуся борту, и не отрываясь, смотрел на воровской солнечный лучик, который сквозь пыль и дым недвижно лежал на полу…
Пресса
ПРЕССА
======
- Восьмой, восьмой! Тридцать третьему! - раздалось из радиостанции, выведенной на громкую связь.
- На месте восьмой, что хотел? - подменивший дежурного ответил Валерка, инженер по специальности, основной профессией которого во всех невоенных анкетах стояло военнослужащий.
- Тут к вам делегация, вроде, короче - давайте вашего сюда! - не совсем довольным голосом произнес тридцать третий, то есть старший наряда по КПП.
- Нохчи что ли? - поинтересовался старший лейтенант Валерка без особого, впрочем, интереса.
- Да хрен их разберет, журналисты, говорят, - буркнула в ответ радиостанция.
- Щас! - прослушав ответ и закурив сигаретку, произнес Валерка.
- Пятый, пятый, я восьмой, к тридцать третьему, - повторив эту фразу дважды, Валерка успокоился, услышав ответ:
- Вас понял. Иду к тридцать третьему.
Пришел дежурный по комендатуре, заместитель начальника штаба, майор по прозвищу "Дед". "Дед" был серьезным военным и поэтому все, особенно вновь прибывшие, обожали с ним фотографироваться. Еще бы! Снаряженный для любого выезда, "Дед" представлял из себя маленький, ограниченно подвижный филиал Брестской крепости. Несмотря на августовскую жару, он напяливал на себя тяжелый бронежилет, на голову водружал "сферу", в карманы разгрузочного жилета запихивал массу магазинов к АК, кучу всевозможных гранат, радиостанцию "Радий", запасные аккумуляторы к ней, а также плоскогубцы, веревку с привязанной "кошкой", полуторалитровую пластиковую бутылку с водой, пару банок консервов. Внушительную картину завершали гранатомет "Муха", висящий поперек спины, закрепленный на голени штык-нож и автомат Калашникова с подствольником и оптикой. Иногда он еще брал с собой бинокль, если удавалось выклянчить или выменять право его носить у начальника штаба. Как он таскал все это по несколько часов подряд, представлялось для всех загадкой, однако, даже омоновцы, которых нельзя никак обвинить в нелюбви к оружию, не упускали случая постоять рядом с "Дедом", позируя перед фотоаппаратом. На вопросы офицеров комендатуры, чем вызван такой милитаризм, "Дед" посылал всех подальше, пока однажды, умышленно доведенный до средней степени опьянения, не выдал свою Главную тайну.
- Не для того я два года в Афганистане кувыркался, чтобы какие-то недоделки меня здесь урыли.
Это приблизительный, крайне литературный, перевод фразы, произнесенной "Дедом". "Деду", однако, несмотря на его вечную мелочную предусмотрительность, вечно не везло. Когда он заступал дежурным, в зоне ответственности постоянно что-то случалось, причем, далеко не в лучшую сторону. То чеченские милиционеры сдавали моджахедам РОВД со всем содержимым, включая все вооружение и средства связи. То те же самые моджахеды подрывали эшелон с войсками, предназначенными для вывода, то ФСБэшники, влезшие куда-то близко к цели, собирали протестующую толпу у комендатуры человек, этак, в пятьсот-шестьсот. В общем, когда дежурил "Дед" - лучшей приметы для начала пакостей придумать было невозможно. "Деда" стали ставить по скользящему графику, пытаясь вычислить систему невезухи, но лучшей системы, чем система ""Дед" дежурит", вычислить не удалось.
- Э! Ты не засланный случайно? - почти всерьез спрашивал его комендант, выслушивая очередной доклад "Деда".
Непрерывные подколы в свой адрес воспитали в "Деде" стойкий оптимизм и чувство такта. Звучало это примерно так:
-Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось. Ничего почти. Так - мелочь всякая. Не стоило б и говорить..., газ пропал и патроны для КПВТ кончились на 129-ом. Да, еще, пока не забыл. За ночь ранили двоих. Но у них все нормально. Да! Еще бой идет на 126-ом. Недавно совсем. Минут тридцать....
Разбуженный примерно таким докладом среди ночи, комендант обычно спрашивал:
-Все? Или еще какие-то мелочи остались?
На что "Дед", по обыкновению немного подумав, отвечал:
-Да все вроде! Если еще чего будет - я скажу.
Изучивший, и на своей шкуре тоже, стратегию "Деда", инженер Валерка ничего хорошего от доклада тридцать третьего не ждал. Поставив дежурного в известность о прибытии непонятных корреспондентов, Валерка быстро перебрал свои запасы. Проверил тестером напряжение батареек и, вытащив подаренную сменившимся ОМОНом мину, стал готовить ее к продаже СКМщикам. СКМ уже становились боевыми ребятами. После приема смены милиционеры СКМ пару дней всего боялись, выходя даже по малой нужде строго в бронежилетах, потом пару дней демонстрировали всем свою храбрость, разъезжая всюду с чеченской милицией. Затем, попав под первый обстрел, начинали срочно довооружаться. Судя по всему, у них сейчас начался третий этап, так как не далее как вчера они обнаружили рядом со своим окном свежую пулевую отметину и всю сегодняшнюю ночь пели песни. Домашние запасы у них, по всем прикидкам Валерки, еще не закончились и, используя техническую оснащенность, кое-что оторвать у них было можно. Валерка, вздохнув, вытащил подаренную мину и стал начищать ее тряпочкой, придавая товарный вид. Мину Валерке было жалко, мина была хорошая, почти новая, только без взрывателя, который сменившийся ОМОН потерял еще в самом начале своей командировки. Поплевав на мину и протерев ее еще раз, Валерка отправился к СКМщикам.
Тем временем в помещение дежурного вошел комендант, сопровождая двоих человек в полувоенной (один комплект на двоих) форме и двух замученных жизнью солдат. "Дед" вскочил и, косясь на вновь прибывших, доложил:
-Ничего пока.
При этом он пытался, согнув ноги, стоять так, чтобы комендант не видел за столом с картой района его шикарных семейных трусов.
-Ну, ты дал! - углядев-таки форму одежды дежурного, восхитился комендант,
- А если война? А, ну! Быстро одевайся!
"Дед", изобразив безусловную субординацию, спиной вперед вышел в
спальное помещение разыскивать свои штаны. При этом он ворчал, что яйца, сваренные в мешочек, ему нравятся больше, чем сваренные вкрутую.
Комендант, не обращая внимания на разглашаемые кулинарные пристрастия "Деда", объяснял вновь прибывшим:
- Вот здесь находится дежурный по комендатуре. Связь имеется вверх - с
вышестоящим штабом, с блок-постами, с подчиненными подразделениями. С постами по охране и резервом на случай чрезвычайных обстоятельств...
- Это все понятно! - заметил один из полувоенных, - я сам капитан запаса, он - старший лейтенант запаса. Нам бы хотелось поговорить с офицерами, солдатами и, по возможности, выехать на какой-либо блок-пост. Как это можно сделать?
- Сделать это можно! - чуть подумав, ответил комендант, втихаря показывая кулак появившемуся в тапочках на босу ногу, но уже в штанах, "Деду". - Для этого я должен предупредить личный состав, что вы находитесь здесь и имеете право с ним разговаривать. На это мне требуется время. Располагайтесь здесь, вас пока покормят.
Корреспонденты и их охрана сели за стол, уставившись в карту района. Появился "Дед", надевший занятые у кого-то свободные кроссовки. Он с достоинством сел за радиостанции, начав сразу проверять связь. Комендант, помолчав и постояв минуту, вышел.
Валерка постучал в дверь СКМщиков. Дверь распахнулась. Трое таращились на него с кроватей, четвертый распухшими глазами смотрел на Валерку в упор.
-Можно? - командным тоном спросил Валерка, разглядевший на разгромленном столе неслабый кусочек сала.
-Можно! Пить будешь? - спросил Валерку открывший.
-Конечно! За тем и пришел! - твердо ответил Валерка, пряча за спиной драгоценную мину.
Корреспонденты, помолчав и поперемигиваясь друг с другом, начали приставать с вопросами к "Деду". "Дед" отвечал уклончиво, непрерывно раздумывая, послать их по своей привычке подальше... или чуть еще подождать. В конце концов, корреспонденты, посмотрев на задремавших солдат, достали из сумки бутылку и дернули по сто граммчиков. Насторожившийся "Дед" стал реже проверять наличие связи и более охотно отвечать на вопросы корреспондентов, ставя их своими ответами - "Дак вот тож!" и "Оно конечно!" - в тупик. Корреспонденты дернули еще по соточке, великодушно предложив остаточек "Деду". "Дед", посмотрев на остаточек, философски заметил:
- Я на дежурстве! Да и стоит ли пачкаться?
При этом "Дед" принял располагающую к разговору позу. Воодушевленные возможным интервью, корреспонденты допили остаточек и достали вторую бутылку. Сразу проснулись бойцы охраны. Заглотнув по пятьдесят, бойцы оставили оружие, автомат и пулемет, под охрану дежурному и ушли на поиски туалета и земляков в батальон внутренних войск на первый этаж. Корреспонденты смотрели на бутылку.
- Да что вы просто так пьете? - пожалел их "Дед", - давайте я вам хоть закусить соображу.
От широкой души и доброго сердца он достал из заначки баночку килек в томате и кусок зачерствевшего хлеба. Затем, перекрестившись, выпил полный стакан и сел проверять связь, потеряв к корреспондентам всяческий интерес.
Валерка сидел с СКМщиками, с невозмутимым видом преподавая им военные истины. Иногда он прерывался, глядя на свой пустой пластиковый стакан. После того, как тот переставал быть пустым, он возвращался к своему повествованию. Дойдя, наконец, до своего конька, минной войны, инженер Валерка перестал ждать ухаживаний за собой, твердо завладев бутылкой и наливая себе и СКМ милицейскую водку. За фугасы и мины. Осколочные и противотанковые.
В помещение комендатуры влетел начальник связи, по традиции, весь в пыли, слегка поддатый и с пакетом в руках. Узрев незнакомых алкоголиков, пристающих к "Деду", он слегка опешил. Затем быстро умылся и, поставив на зарядку аккумуляторы, достал откуда-то бутылку водки....
Зайдя к дежурному, комендант увидел двух спящих, пускающих слюни на карту района, корреспондентов и связиста с дежурным со странно поблескивающими глазами.
-И что я теперь с ними делать буду? - пиная оружие бойцов охраны, зло спросил он, - А эти где?
-В туалет пошли! - стараясь дышать через раз, хором ответили оба.
-Найти! - приказал комендант, - Этих в койки!
Уложили корреспондентов в комнату "для гостей", темную, без окон и освещения комнатушку три на три, приставив бойца ВВ присматривать.
Охрану прессы нашли в батальоне, пьяную в дым и спящую между кроватей.
-Товарищ полковник! Телеграмму связисты принесли. Так, мелочь! В общем, по агентурным данным сегодня ночью ожидается нападение с целью захвата комендатуры... - докладывал "Дед" коменданту часа через три.
-Ясно! Командиров отрядов и батальона, весь состав штаба ко мне немедленно! - покачав головой и выразительно посмотрев на "Деда", приказал комендант.
Через пять минут над расплывшейся местами картой района сидели все. Не смогли найти только инженера, который, казалось, испарился.
Валерка держал на коленях мину, не желая отдавать ее ни за что на свете. В конце концов, уступая настойчивым просьбам, он согласился, только из уважения к хорошим ребятам, отдать ее за другой, побольше, кусочек сала и литровую бутылку водки "Асланов".
Отдав СКМшикам мину, он завернул сало в газету, засунул бутылку за пояс и, держась за стену, вышел от СКМщиков. На прощание Валерка твердо пообещал следующий раз принести еще что-нибудь стоящее. Идя по коридору, он узнал от пробегавшего мимо омоновца, что комендант ищет его уже минут пятнадцать. Сообразив что, попавшись с такими трофеями на глаза коменданту, есть возможность их тут же лишиться, Валерка зарулил в комнату "для гостей", надежно спрятав в темноте под кроватью бутылку водки.
Сало из рук инженер не выпускал....
Проснувшиеся среди ночи корреспонденты долго не могли понять, что с ними и где они находятся. Решив, что попали в плен, они сразу же приступили к поискам путей к освобождению. Найдя под кроватью бутылку водки и рядом свои вещи, корреспонденты, замахнув по соточке, частично восстановили в памяти предыдущие события...
"Дед", сидящий за радиостанциями, открыл дверь после довольно невежливого стука.
-Охрана наша где? - дыша свежачком, спросила полувоенная тень.
-А хрен его знает! Оружие здесь. Идите ищите, - дал нейтральный ответ дежурный.
-А комендант где? - задала вопрос вторая полувоенная тень.
-Да здесь где-то! Некогда мне! Отвяжитесь! Сейчас война будет! - пытался закрыть дверь перед носом полувоенных "Дед".
-Какая такая война? - заинтересовались корреспонденты, поставив свои правые ноги в проем двери...
Комендант, светя фонариком с зеленым светофильтром, заглянул в комнату "для гостей".
-Встали, значит? Сидите здесь и не высовывайтесь. Если доживем до утра, к обеду чтоб духу вашего здесь не было.
-Товарищ полковник! - слегка пошатываясь, встал один из них;- мы офицеры. Мы с вами. Дайте нам возможность участвовать....
-Участвовать? - задумался комендант, - Хорошо! Я проведу вас на третий этаж. Будете заряжать ОМОНу магазины. Умеете?
-Я умею, - ответил один. Второй, сидящий на кровати, угрюмо добавил:
-Я стрелять буду. У меня вот что есть! - и показал полковнику пулемет.
-Откуда? - удивился комендант, - а впрочем..., - он махнул рукой.
- Ладно! За вами зайдут. А вы пока сидите здесь, тренируйтесь заряжать. Только магазины! Ни в коем случае не стрелять.
Комендант ушел. Корреспонденты, достав оставшуюся водку, принялись тренироваться. Заряжать и разряжать магазины. Вспомнив о словах коменданта примерно через час, один из офицеров ОМОНа увел с собой новоявленного пулеметчика вместе с помощником - помогать подносчикам патронов.
К вечеру следующего дня комендант принимал доклады командиров отрядов.
-Все спокойно. Спасибо за помощь. Один так вообще парень боевой. Пришлось из пулемета затвор втихаря вытащить, чтобы случайно дров не наломал. Второй тоже ему под стать. Все магазины нам зарядил, ему мало. Кричит - еще давай! Пришлось бойца в соседней комнате сажать. Этот заряжает - наш разряжает. И так всю ночь. Напоить пытались - не падает. Стакан выпьет и опять...
На что комендант примирительно ответил:
-Ну их! Проводили и, слава богу...
Валерка, договорившись с начальником штаба и начальником связи незаметненько поесть сала, нашел в комнате "для гостей" от "Асланова" только крышку.
-Ну что за дела? Ничего оставить нельзя! Вот и верь после этого людям! - причитал он, присев на краешек раздрыганой кровати...
======
- Восьмой, восьмой! Тридцать третьему! - раздалось из радиостанции, выведенной на громкую связь.
- На месте восьмой, что хотел? - подменивший дежурного ответил Валерка, инженер по специальности, основной профессией которого во всех невоенных анкетах стояло военнослужащий.
- Тут к вам делегация, вроде, короче - давайте вашего сюда! - не совсем довольным голосом произнес тридцать третий, то есть старший наряда по КПП.
- Нохчи что ли? - поинтересовался старший лейтенант Валерка без особого, впрочем, интереса.
- Да хрен их разберет, журналисты, говорят, - буркнула в ответ радиостанция.
- Щас! - прослушав ответ и закурив сигаретку, произнес Валерка.
- Пятый, пятый, я восьмой, к тридцать третьему, - повторив эту фразу дважды, Валерка успокоился, услышав ответ:
- Вас понял. Иду к тридцать третьему.
Пришел дежурный по комендатуре, заместитель начальника штаба, майор по прозвищу "Дед". "Дед" был серьезным военным и поэтому все, особенно вновь прибывшие, обожали с ним фотографироваться. Еще бы! Снаряженный для любого выезда, "Дед" представлял из себя маленький, ограниченно подвижный филиал Брестской крепости. Несмотря на августовскую жару, он напяливал на себя тяжелый бронежилет, на голову водружал "сферу", в карманы разгрузочного жилета запихивал массу магазинов к АК, кучу всевозможных гранат, радиостанцию "Радий", запасные аккумуляторы к ней, а также плоскогубцы, веревку с привязанной "кошкой", полуторалитровую пластиковую бутылку с водой, пару банок консервов. Внушительную картину завершали гранатомет "Муха", висящий поперек спины, закрепленный на голени штык-нож и автомат Калашникова с подствольником и оптикой. Иногда он еще брал с собой бинокль, если удавалось выклянчить или выменять право его носить у начальника штаба. Как он таскал все это по несколько часов подряд, представлялось для всех загадкой, однако, даже омоновцы, которых нельзя никак обвинить в нелюбви к оружию, не упускали случая постоять рядом с "Дедом", позируя перед фотоаппаратом. На вопросы офицеров комендатуры, чем вызван такой милитаризм, "Дед" посылал всех подальше, пока однажды, умышленно доведенный до средней степени опьянения, не выдал свою Главную тайну.
- Не для того я два года в Афганистане кувыркался, чтобы какие-то недоделки меня здесь урыли.
Это приблизительный, крайне литературный, перевод фразы, произнесенной "Дедом". "Деду", однако, несмотря на его вечную мелочную предусмотрительность, вечно не везло. Когда он заступал дежурным, в зоне ответственности постоянно что-то случалось, причем, далеко не в лучшую сторону. То чеченские милиционеры сдавали моджахедам РОВД со всем содержимым, включая все вооружение и средства связи. То те же самые моджахеды подрывали эшелон с войсками, предназначенными для вывода, то ФСБэшники, влезшие куда-то близко к цели, собирали протестующую толпу у комендатуры человек, этак, в пятьсот-шестьсот. В общем, когда дежурил "Дед" - лучшей приметы для начала пакостей придумать было невозможно. "Деда" стали ставить по скользящему графику, пытаясь вычислить систему невезухи, но лучшей системы, чем система ""Дед" дежурит", вычислить не удалось.
- Э! Ты не засланный случайно? - почти всерьез спрашивал его комендант, выслушивая очередной доклад "Деда".
Непрерывные подколы в свой адрес воспитали в "Деде" стойкий оптимизм и чувство такта. Звучало это примерно так:
-Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось. Ничего почти. Так - мелочь всякая. Не стоило б и говорить..., газ пропал и патроны для КПВТ кончились на 129-ом. Да, еще, пока не забыл. За ночь ранили двоих. Но у них все нормально. Да! Еще бой идет на 126-ом. Недавно совсем. Минут тридцать....
Разбуженный примерно таким докладом среди ночи, комендант обычно спрашивал:
-Все? Или еще какие-то мелочи остались?
На что "Дед", по обыкновению немного подумав, отвечал:
-Да все вроде! Если еще чего будет - я скажу.
Изучивший, и на своей шкуре тоже, стратегию "Деда", инженер Валерка ничего хорошего от доклада тридцать третьего не ждал. Поставив дежурного в известность о прибытии непонятных корреспондентов, Валерка быстро перебрал свои запасы. Проверил тестером напряжение батареек и, вытащив подаренную сменившимся ОМОНом мину, стал готовить ее к продаже СКМщикам. СКМ уже становились боевыми ребятами. После приема смены милиционеры СКМ пару дней всего боялись, выходя даже по малой нужде строго в бронежилетах, потом пару дней демонстрировали всем свою храбрость, разъезжая всюду с чеченской милицией. Затем, попав под первый обстрел, начинали срочно довооружаться. Судя по всему, у них сейчас начался третий этап, так как не далее как вчера они обнаружили рядом со своим окном свежую пулевую отметину и всю сегодняшнюю ночь пели песни. Домашние запасы у них, по всем прикидкам Валерки, еще не закончились и, используя техническую оснащенность, кое-что оторвать у них было можно. Валерка, вздохнув, вытащил подаренную мину и стал начищать ее тряпочкой, придавая товарный вид. Мину Валерке было жалко, мина была хорошая, почти новая, только без взрывателя, который сменившийся ОМОН потерял еще в самом начале своей командировки. Поплевав на мину и протерев ее еще раз, Валерка отправился к СКМщикам.
Тем временем в помещение дежурного вошел комендант, сопровождая двоих человек в полувоенной (один комплект на двоих) форме и двух замученных жизнью солдат. "Дед" вскочил и, косясь на вновь прибывших, доложил:
-Ничего пока.
При этом он пытался, согнув ноги, стоять так, чтобы комендант не видел за столом с картой района его шикарных семейных трусов.
-Ну, ты дал! - углядев-таки форму одежды дежурного, восхитился комендант,
- А если война? А, ну! Быстро одевайся!
"Дед", изобразив безусловную субординацию, спиной вперед вышел в
спальное помещение разыскивать свои штаны. При этом он ворчал, что яйца, сваренные в мешочек, ему нравятся больше, чем сваренные вкрутую.
Комендант, не обращая внимания на разглашаемые кулинарные пристрастия "Деда", объяснял вновь прибывшим:
- Вот здесь находится дежурный по комендатуре. Связь имеется вверх - с
вышестоящим штабом, с блок-постами, с подчиненными подразделениями. С постами по охране и резервом на случай чрезвычайных обстоятельств...
- Это все понятно! - заметил один из полувоенных, - я сам капитан запаса, он - старший лейтенант запаса. Нам бы хотелось поговорить с офицерами, солдатами и, по возможности, выехать на какой-либо блок-пост. Как это можно сделать?
- Сделать это можно! - чуть подумав, ответил комендант, втихаря показывая кулак появившемуся в тапочках на босу ногу, но уже в штанах, "Деду". - Для этого я должен предупредить личный состав, что вы находитесь здесь и имеете право с ним разговаривать. На это мне требуется время. Располагайтесь здесь, вас пока покормят.
Корреспонденты и их охрана сели за стол, уставившись в карту района. Появился "Дед", надевший занятые у кого-то свободные кроссовки. Он с достоинством сел за радиостанции, начав сразу проверять связь. Комендант, помолчав и постояв минуту, вышел.
Валерка постучал в дверь СКМщиков. Дверь распахнулась. Трое таращились на него с кроватей, четвертый распухшими глазами смотрел на Валерку в упор.
-Можно? - командным тоном спросил Валерка, разглядевший на разгромленном столе неслабый кусочек сала.
-Можно! Пить будешь? - спросил Валерку открывший.
-Конечно! За тем и пришел! - твердо ответил Валерка, пряча за спиной драгоценную мину.
Корреспонденты, помолчав и поперемигиваясь друг с другом, начали приставать с вопросами к "Деду". "Дед" отвечал уклончиво, непрерывно раздумывая, послать их по своей привычке подальше... или чуть еще подождать. В конце концов, корреспонденты, посмотрев на задремавших солдат, достали из сумки бутылку и дернули по сто граммчиков. Насторожившийся "Дед" стал реже проверять наличие связи и более охотно отвечать на вопросы корреспондентов, ставя их своими ответами - "Дак вот тож!" и "Оно конечно!" - в тупик. Корреспонденты дернули еще по соточке, великодушно предложив остаточек "Деду". "Дед", посмотрев на остаточек, философски заметил:
- Я на дежурстве! Да и стоит ли пачкаться?
При этом "Дед" принял располагающую к разговору позу. Воодушевленные возможным интервью, корреспонденты допили остаточек и достали вторую бутылку. Сразу проснулись бойцы охраны. Заглотнув по пятьдесят, бойцы оставили оружие, автомат и пулемет, под охрану дежурному и ушли на поиски туалета и земляков в батальон внутренних войск на первый этаж. Корреспонденты смотрели на бутылку.
- Да что вы просто так пьете? - пожалел их "Дед", - давайте я вам хоть закусить соображу.
От широкой души и доброго сердца он достал из заначки баночку килек в томате и кусок зачерствевшего хлеба. Затем, перекрестившись, выпил полный стакан и сел проверять связь, потеряв к корреспондентам всяческий интерес.
Валерка сидел с СКМщиками, с невозмутимым видом преподавая им военные истины. Иногда он прерывался, глядя на свой пустой пластиковый стакан. После того, как тот переставал быть пустым, он возвращался к своему повествованию. Дойдя, наконец, до своего конька, минной войны, инженер Валерка перестал ждать ухаживаний за собой, твердо завладев бутылкой и наливая себе и СКМ милицейскую водку. За фугасы и мины. Осколочные и противотанковые.
В помещение комендатуры влетел начальник связи, по традиции, весь в пыли, слегка поддатый и с пакетом в руках. Узрев незнакомых алкоголиков, пристающих к "Деду", он слегка опешил. Затем быстро умылся и, поставив на зарядку аккумуляторы, достал откуда-то бутылку водки....
Зайдя к дежурному, комендант увидел двух спящих, пускающих слюни на карту района, корреспондентов и связиста с дежурным со странно поблескивающими глазами.
-И что я теперь с ними делать буду? - пиная оружие бойцов охраны, зло спросил он, - А эти где?
-В туалет пошли! - стараясь дышать через раз, хором ответили оба.
-Найти! - приказал комендант, - Этих в койки!
Уложили корреспондентов в комнату "для гостей", темную, без окон и освещения комнатушку три на три, приставив бойца ВВ присматривать.
Охрану прессы нашли в батальоне, пьяную в дым и спящую между кроватей.
-Товарищ полковник! Телеграмму связисты принесли. Так, мелочь! В общем, по агентурным данным сегодня ночью ожидается нападение с целью захвата комендатуры... - докладывал "Дед" коменданту часа через три.
-Ясно! Командиров отрядов и батальона, весь состав штаба ко мне немедленно! - покачав головой и выразительно посмотрев на "Деда", приказал комендант.
Через пять минут над расплывшейся местами картой района сидели все. Не смогли найти только инженера, который, казалось, испарился.
Валерка держал на коленях мину, не желая отдавать ее ни за что на свете. В конце концов, уступая настойчивым просьбам, он согласился, только из уважения к хорошим ребятам, отдать ее за другой, побольше, кусочек сала и литровую бутылку водки "Асланов".
Отдав СКМшикам мину, он завернул сало в газету, засунул бутылку за пояс и, держась за стену, вышел от СКМщиков. На прощание Валерка твердо пообещал следующий раз принести еще что-нибудь стоящее. Идя по коридору, он узнал от пробегавшего мимо омоновца, что комендант ищет его уже минут пятнадцать. Сообразив что, попавшись с такими трофеями на глаза коменданту, есть возможность их тут же лишиться, Валерка зарулил в комнату "для гостей", надежно спрятав в темноте под кроватью бутылку водки.
Сало из рук инженер не выпускал....
Проснувшиеся среди ночи корреспонденты долго не могли понять, что с ними и где они находятся. Решив, что попали в плен, они сразу же приступили к поискам путей к освобождению. Найдя под кроватью бутылку водки и рядом свои вещи, корреспонденты, замахнув по соточке, частично восстановили в памяти предыдущие события...
"Дед", сидящий за радиостанциями, открыл дверь после довольно невежливого стука.
-Охрана наша где? - дыша свежачком, спросила полувоенная тень.
-А хрен его знает! Оружие здесь. Идите ищите, - дал нейтральный ответ дежурный.
-А комендант где? - задала вопрос вторая полувоенная тень.
-Да здесь где-то! Некогда мне! Отвяжитесь! Сейчас война будет! - пытался закрыть дверь перед носом полувоенных "Дед".
-Какая такая война? - заинтересовались корреспонденты, поставив свои правые ноги в проем двери...
Комендант, светя фонариком с зеленым светофильтром, заглянул в комнату "для гостей".
-Встали, значит? Сидите здесь и не высовывайтесь. Если доживем до утра, к обеду чтоб духу вашего здесь не было.
-Товарищ полковник! - слегка пошатываясь, встал один из них;- мы офицеры. Мы с вами. Дайте нам возможность участвовать....
-Участвовать? - задумался комендант, - Хорошо! Я проведу вас на третий этаж. Будете заряжать ОМОНу магазины. Умеете?
-Я умею, - ответил один. Второй, сидящий на кровати, угрюмо добавил:
-Я стрелять буду. У меня вот что есть! - и показал полковнику пулемет.
-Откуда? - удивился комендант, - а впрочем..., - он махнул рукой.
- Ладно! За вами зайдут. А вы пока сидите здесь, тренируйтесь заряжать. Только магазины! Ни в коем случае не стрелять.
Комендант ушел. Корреспонденты, достав оставшуюся водку, принялись тренироваться. Заряжать и разряжать магазины. Вспомнив о словах коменданта примерно через час, один из офицеров ОМОНа увел с собой новоявленного пулеметчика вместе с помощником - помогать подносчикам патронов.
К вечеру следующего дня комендант принимал доклады командиров отрядов.
-Все спокойно. Спасибо за помощь. Один так вообще парень боевой. Пришлось из пулемета затвор втихаря вытащить, чтобы случайно дров не наломал. Второй тоже ему под стать. Все магазины нам зарядил, ему мало. Кричит - еще давай! Пришлось бойца в соседней комнате сажать. Этот заряжает - наш разряжает. И так всю ночь. Напоить пытались - не падает. Стакан выпьет и опять...
На что комендант примирительно ответил:
-Ну их! Проводили и, слава богу...
Валерка, договорившись с начальником штаба и начальником связи незаметненько поесть сала, нашел в комнате "для гостей" от "Асланова" только крышку.
-Ну что за дела? Ничего оставить нельзя! Вот и верь после этого людям! - причитал он, присев на краешек раздрыганой кровати...
-
MiX Military Xtremal
.jpg "Учасник Нормано-Сільванського (1)")
- Лейтенант
- Повідомлень: 592
- З нами з: 30 липня 2007 19:53
- Нагороди: 13
- Has thanked: 168 times
- Been thanked: 331 time
Re: Истории Старлея
Один из рассказов напомнил мне случай из "августовской войны" с Грузией.
Там на блокпостах стояли так называемые "стаканы" - бетонные полукруглые заграждения, куда становился солдат и вел огонь через прорези. И вот, когда начали наступать грузины, один солдат как раз вел огонь из стакана. Два раза он выбегал из "стакана". Сначала у него АКСУ стало "плеваться" после третьей отстрелянной обоймы, он поменял его на АКМ и вернулся в "стакан". Потом патроны закончились, пришлось снова возвращаться. Третий раз он из "стакана" не вышел. Грузинский танк прямой наводкой разнес "стакан" вместе с солдатом на куски. Как потом оказалось, один из местных осетинцев держал связь с грузинами и корректировал их огонь, находясь буквально в нескольких метрах от российских миротворцев. За этим занятием его и застали, но жизнь солдатам уже не вернешь. Вечная память.
Там на блокпостах стояли так называемые "стаканы" - бетонные полукруглые заграждения, куда становился солдат и вел огонь через прорези. И вот, когда начали наступать грузины, один солдат как раз вел огонь из стакана. Два раза он выбегал из "стакана". Сначала у него АКСУ стало "плеваться" после третьей отстрелянной обоймы, он поменял его на АКМ и вернулся в "стакан". Потом патроны закончились, пришлось снова возвращаться. Третий раз он из "стакана" не вышел. Грузинский танк прямой наводкой разнес "стакан" вместе с солдатом на куски. Как потом оказалось, один из местных осетинцев держал связь с грузинами и корректировал их огонь, находясь буквально в нескольких метрах от российских миротворцев. За этим занятием его и застали, но жизнь солдатам уже не вернешь. Вечная память.
Wenn ist das Nunstuck git und Slotermeyer? Ja! Beiherhund das Oder die Flipperwaldt gersput!
Считалочка
Вот вам маленькая иллюстрация суровой, но очень эффективной педагогики (Спецназ ГРУ СССР):
Учебная рота, месяц с начала службы.
3.00 – Команда: «Рота подъем! Тревога!»
Через минуту, окончательно проснувшиеся сто человек, со всем своим скарбом, уже стоят на плацу, готовые покорить сонную Европу...
Каждый боец представлял собой увесистый склад на ножках: оружие, боезапас, вещмешок, ОЗК, бронежилет и т.д. и т.п. А уж на радиста и пулеметчика, вообще больно было смотреть.
Все знают, что сейчас будет марш-бросок такой длины, что и на автобусе ехать нудновато...а тут бегом и примерно с той же скоростью...
Ротный:
- Товарищи солдаты, довожу до вашего сведения две новости и обе хорошие. Первая новость: в блоке НАТО сидят не такие идиоты, чтобы напасть на нашу доблестную роту, а посему - сегодняшняя тревога учебная.
Вторая: поскольку на нас пока не напали, мы с вами имеем шикарную возможность в эту прекрасную, лунную ночь потренироваться. 30 км туда и если будете хорошо себя вести - столько же обратно...
Да, вот еще что, бойцы, до меня дошли слухи, что некоторые хитрованы вынимают бронепластины из жилета, чтобы облегчить себе жизнь на полкило. Надеюсь, вы понимаете, что будет, если вы окажетесь без этих пластин в реальном бою?
Рота:
- Ттааак тточнн!!!
Капитан:
- Среди вас есть такие паскудники!?
Рота:
- Ннкак нееет!!!
Капитан:
- Я, конечно, проверять и щупать каждого не буду, вы взрослые люди, поверю на слово, но просто интересно.
Выйти из строя те, кто вынул пластины из бронежилета! Я накажу, но не сильно...
Никто не вышел.
Ротный:
-Ну, на нет и суда нет. Рота ровняйсь! Смирно! Разойдись! В одну шеренгу становись!
Капитан медленно, со смаком вынул пистолет, передернул затвор и с десяти метров, водя стволом из стороны в сторону, стал целиться в солдат на уровне груди.
У всех тихая паника, бойцы знали, что ротный берет в руки оружие, только в двух случаях: либо чтоб стрелять, либо чистить...
Ротный:
-Два пожарника бежали и на кнопочку нажали ПИП!!!!
Эхо пистолетного выстрела отразилось от казармы и штаба.
...Младший сержант упал как подкошенный.
Ротный:
- А вот сейчас мы и узнаем: если у него пластины на месте, то живой, а если соврал, то подох - чем подорвал боеготовность роты...
Парня похлопали по щекам, вроде очухался. Поднялся с асфальта, держась за грудь.
Ротный расстегнул ему «бронник», извлек пластину с «шишкой» и сплющенную пулю:
- Ровняйсь! Смирно! Я повторяю свой вопрос: может кто-нибудь все таки вынимал пластины? Я ведь знаю еще много детских считалочек...
Из строя вышло человек десять...
Ротный:
О, а вот и санитары, которые по очереди потащат на носилках нашего «раненного» сержанта...а по возвращении в часть, всех накажу.
Рота! За мной, бегом марш!
Главный «буржуинский» секрет, который старослужащие свято хранили от молодых – это то, что у того младшего сержанта в жилете была вспученная пулей титановая пластина, которая передавалась из поколения в поколение, а капитан стрелял холостым патроном.
Зато ни у одного «молодого», даже в страшном сне больше не возникало желания, на полкило «облегчить» себе жизнь...
Учебная рота, месяц с начала службы.
3.00 – Команда: «Рота подъем! Тревога!»
Через минуту, окончательно проснувшиеся сто человек, со всем своим скарбом, уже стоят на плацу, готовые покорить сонную Европу...
Каждый боец представлял собой увесистый склад на ножках: оружие, боезапас, вещмешок, ОЗК, бронежилет и т.д. и т.п. А уж на радиста и пулеметчика, вообще больно было смотреть.
Все знают, что сейчас будет марш-бросок такой длины, что и на автобусе ехать нудновато...а тут бегом и примерно с той же скоростью...
Ротный:
- Товарищи солдаты, довожу до вашего сведения две новости и обе хорошие. Первая новость: в блоке НАТО сидят не такие идиоты, чтобы напасть на нашу доблестную роту, а посему - сегодняшняя тревога учебная.
Вторая: поскольку на нас пока не напали, мы с вами имеем шикарную возможность в эту прекрасную, лунную ночь потренироваться. 30 км туда и если будете хорошо себя вести - столько же обратно...
Да, вот еще что, бойцы, до меня дошли слухи, что некоторые хитрованы вынимают бронепластины из жилета, чтобы облегчить себе жизнь на полкило. Надеюсь, вы понимаете, что будет, если вы окажетесь без этих пластин в реальном бою?
Рота:
- Ттааак тточнн!!!
Капитан:
- Среди вас есть такие паскудники!?
Рота:
- Ннкак нееет!!!
Капитан:
- Я, конечно, проверять и щупать каждого не буду, вы взрослые люди, поверю на слово, но просто интересно.
Выйти из строя те, кто вынул пластины из бронежилета! Я накажу, но не сильно...
Никто не вышел.
Ротный:
-Ну, на нет и суда нет. Рота ровняйсь! Смирно! Разойдись! В одну шеренгу становись!
Капитан медленно, со смаком вынул пистолет, передернул затвор и с десяти метров, водя стволом из стороны в сторону, стал целиться в солдат на уровне груди.
У всех тихая паника, бойцы знали, что ротный берет в руки оружие, только в двух случаях: либо чтоб стрелять, либо чистить...
Ротный:
-Два пожарника бежали и на кнопочку нажали ПИП!!!!
Эхо пистолетного выстрела отразилось от казармы и штаба.
...Младший сержант упал как подкошенный.
Ротный:
- А вот сейчас мы и узнаем: если у него пластины на месте, то живой, а если соврал, то подох - чем подорвал боеготовность роты...
Парня похлопали по щекам, вроде очухался. Поднялся с асфальта, держась за грудь.
Ротный расстегнул ему «бронник», извлек пластину с «шишкой» и сплющенную пулю:
- Ровняйсь! Смирно! Я повторяю свой вопрос: может кто-нибудь все таки вынимал пластины? Я ведь знаю еще много детских считалочек...
Из строя вышло человек десять...
Ротный:
О, а вот и санитары, которые по очереди потащат на носилках нашего «раненного» сержанта...а по возвращении в часть, всех накажу.
Рота! За мной, бегом марш!
Главный «буржуинский» секрет, который старослужащие свято хранили от молодых – это то, что у того младшего сержанта в жилете была вспученная пулей титановая пластина, которая передавалась из поколения в поколение, а капитан стрелял холостым патроном.
Зато ни у одного «молодого», даже в страшном сне больше не возникало желания, на полкило «облегчить» себе жизнь...
-
штурмовик
- Рядовой
- Повідомлень: 2
- З нами з: 25 березня 2011 21:43
Re: Истории Старлея
история хорошая. Я сулужил в 25 -й ОПДБР (Отдельной парашютно-десантной бригаде), так там каждого заплужившего на ВДК ждал набитый песочком РД. Но до таких прикольных шуток не доходило.
Дисциплина-мать порядка. А.В. Суворов